Сергей Абрамов - Мертвые не плачут

– Да сойдет, – сказал Мальчик. – Если что, так больница рядом. Верно?

– Дело говоришь, – согласилась молодуха. – Скока жить станете?

– Пока не надоест, – уклончиво ответил Пастух. – Типа месяц.

– Тогда тыщу с вас. Предоплата.

– В какой валюте?

– В конвертируемой.

Слово произнесла без запинки. Выучила.

Пастух последнею теткину реплику всерьез не принял, выдал ей тыщу в неконвертируемых отечественных ассигнациях, на чем и расстались. Возражений не было.

– Будете уезжать, ключ в первую квартиру сдайте. Там бабка живет. Глухая, но надежная… – И пошла прочь, жопой виляя. Было чем.

– Во баба! – восхищенно сказал Мальчик. – Она не только коня, она танк остановит. И ограбит. Как тебе, а?

Пастуху было никак. Он таких молодух в разных своих войнах повидал, все они танк могли остановить, но – по пьяни. А по-трезвому не могли: голова болела. Она эту тыщу за три максимум дня со своим приболевшим Бугаем пропьет и за следующим траншем они к поселенцам вдвоем и придут. Пусть их!

Но хотелось бы, чтоб не застали жильцов. Три дня – большой срок.

– А почему она документы не посмотрела? – Мальчик полюбопытствовал.

– Потому что дура и пьянь, – толково ответил Пастух.

Это был правильный ответ.

– А другие умные и трезвые?

– Не проверял. Но документ им показывал…

Квартира оказалась – ужас!

Мальчик уточнил: не ужас, а ужас-ужас-ужас.

Стандартная однушка в стандартной пятиэтажке имени Вождя-Кукурузника. Обои содраны, а те, что недосодраны, висят клочьями. Стол в комнате – на трех ногах, а угол стола, который без ноги, опирался на подоконник. Подоконник оказался высоковат, поэтому крышка стола была наклонной. Никаких тебе штор-портьер: голое окно. Обещанная койка оказалась и впрямь большой, на ней лежали два полосатых матраца с сомнительного происхождения пятнами и – все. Белья не было. Шкаф – пустой. В кухне – стол и табуретка.

Легендарные спартанцы здесь бы не выжили.

– Жалко тыщу, – сказал Мальчик.

– Деньги – тлен, – сказал Пастух, доставая из сумки ноутбук. – Но чего-то мы под финал недодумали. Однако – прорвемся. Десант не сдается. Я, конечно, ко всему привык, но хотелось бы выспаться по-людски. Право имеем…

Машина осталась внизу, а в ней – все. И это все оставлять без присмотра было чревато.

– Пойди-ка ты, пацан, покарауль нашу машинку. Что-то не верю я в закон и правопорядок на данной территории. А там у нас все хозяйство в багажнике…

Он влез в базу, а Мальчик пошел караулить хозяйство.

Спросил походя:

– Если что, стрелять?

– Если что, орать в голос, я успею… – уточнил Пастух.

Последним – пятым – клиентом Пастуха оказалась женщина.

Он не стал наспех смотреть, что на нее в досье имеется, для этого чтения впереди предстояла ночь, а просто глянул – кто она в этом Городе, чем дышит и где обитает. Это быстро.

Уже через пять минут Пастух знал, что женщина – молода, всего тридцати лет от роду, служит старшим научным сотрудником в Институте и, по совместительству, является финансовым директором в некоем «ООО». И тот и другое расположены в семидесяти примерно километрах от Города-Отца, в знаменитом Наукограде, то есть совсем близко к Столице.

Имеет казенную двухкомнатную квартиру в Городе, но там не живет, имеет трехкомнатную – в Столице, а еще и домик в дачном поселке в двух буквально шагах от границы Наукограда, где, собственно, и обитает постоянно.

Мелькнула мысль, к мельканию которой Пастух уже попривык и притерся: а какого хрена она в его списке значится? Финансовый директор «ООО»? Диспетчерский пункт коррупции и махинаций в анклаве науки? Тырят бюджетные громадные деньги почем зря?.. Странно. И малореально – в смысле огромных. На науку огромные не выделяются, несмотря на все публичные декларации больших начальников. «ООО» означенное, конечно, что-то зарабатывает, раз уж его зачем-то открыли и зарегистрировали, но вряд ли оно распоряжается какими-то вменяемыми деньгами. Так, на хлеб с маслом разве – сверх науки, вестимо.

Но об этом – потом, потом…

Дальше не стал смотреть, время дорого. Хотя там оставалась весьма нужная информация. Привычки, например. Или вот анамнез. О нем – чего-то отдельное прописано. Но это тоже потом, время будет.

А пока – черт с ней, с тыщей, как и с оплаченной ею помойкой со столом наискось.

Спустился на не очень духовитый воздух, сказал Мальчику, честно караулящему транспортное средство:

– Поскакали. Здесь рядом.

– А ночевать где? – все же обеспокоенно поинтересовался Мальчик.

– Не переживай, успеем еще поночевать. Хоть и здесь, в наихудшем случае. Но лучше – где лучше. Садись, садись, для бешеных спецназовцев семь десятков кэмэ – не дистанция.

– Это куда ж мы? В Наукоград?

– Угадал. В него, желанного.

– Тетенька, значит… – раздумчиво заметил Мальчик. И добавил странно: – Вот и ладушки…

А Пастух на странности внимания не обратил. Он рулил на адрес, потому что время пошло. И ночь была впереди – чтоб понять смысл предстоящей акции и прикинуть, как стоило бы действовать. Женщина ведь.

Хотя при чем здесь пол? Не при чем. А все же…

Пока ехали, Мальчик странный вопрос задал. Точнее – два:

– Зачем ты их всех убиваешь? Тебе это нравится?

Пастух на оба ответы знал. Счел, что Мальчик уже вправе задать ему оба вопроса, поэтому и ответил, хотя и общо и уклончиво:

– Потому что эти люди – преступники.

– Если они преступники, то где уголовный кодекс, где суд, где прокурор с адвокатом? Чего ж так втихую?..

Честно, Пастух не знал точного ответа. Но знал озвученный и дозволенный.

– У нас отвратное коррумпированное правосудие. У нас в правоохранительных органах воры и взяточники. Ну и так далее… – не хотел, в общем-то, болтать на эту тему. Самому ему не слишком ясную.

– Значит, ты судья и палач в одном флаконе?..

– Я не судья. Я не имею никакого отношения к вынесению приговоров. Я их исполняю. Как умею. А умею хорошо.

– Это-то понятно… А тебе самому не страшно?

– Страшно – что?

– Что ты убиваешь.

– Это моя профессия, парень. Я ничему другому не научился.

– А тех, кого убиваешь, не жалко? Ну, хотя бы дядьку-коллекционера из Городка? Или отца того парня… ну, на охоте?.. Или самого парня?..

– Самого-то парня за что жалеть? – спросил, уже полагая, что Мальчик мог все происшедшее видеть, мог, мог, нет – точно видел, поганец, а Пастух не почуял, и никто не почуял…

А Мальчик ответил:

– Я ж не первый день с тобой. И не слепой, и не глухой. Могу предположить разное… – не договорил, подвесил тему.

Может, и к лучшему. Пастух не хотел здесь и сейчас устраивать допрос и пытать парня: следил он или не следил за Пастухом – там, в плавнях. А уж тем более принимать к нему какие-то меры. Времени на допрос нет. Меры не придуманы. И, если честно, – никаких хотелок на этот счет. Устал. Никогда так не уставал, как нынче. В чем причина? Стареем? Это вряд ли. Десант не стареет, потому что редко добирается до обеспеченной старости. Она десанту не обеспечена.