Гордон Томас - Охотники за человеческими органами

Когда Ромер наконец заговорил, глядя в какую-то точку поверх голов, в его голосе не было гнева, но, как ни странно, он звучал от этого еще более пугающе.

— Потеря одного пациента прискорбна, потерять двоих — неприемлемо, в особенности когда один из них — мистер Суто. Я уверен, вы все согласны с этим.

Он опустил глаза и оглядел их лица — каждое по отдельности, словно выискивая личную ответственность за случившееся, но увидел лишь тревогу и озабоченность. Когда он заговорил вновь, голос зазвучал более медленно и отчетливо, как будто каждое слово должно было подчеркивать опасность, выходящую далеко за пределы того, что случилось.

— Смерть мистера Суто может сказаться на одном из главных рынков, который мы пытаемся завоевать. Потерять Японию в данный момент — серьезный удар. Потеря мистера Гонзалеса лишь осложняет ситуацию. И обе смерти случились в результате сравнительно простой хирургической процедуры. Позвольте напомнить вам, что мистер Суто был четыреста первым пациентом, которому трансплантировали почки, а мистер Гонзалес — семьдесят девятым, получившим новую печень.

Он вновь уставился в невидимую точку над их головами, словно формулировал мысли, облекая их в приказ, перед тем как произнести вслух не в качестве любопытных теорий, а в форме окончательного приговора.

— Смерть мистера Гонзалеса не столь важна. Он успел утратить большую часть своего влияния в Испании еще до приезда к нам. Но мистер Суто находился на пике власти, и его приезд сюда дал нам с полдюжины контрактов на трансплантацию от менее значительных главарей преступного мира Японии. Как они отреагируют на известие о смерти мистера Суто? Аннулируют контракты? Это может вызвать цепную реакцию с потенциально губительными последствиями. Наверняка это известие очень быстро дойдет до мистера Фунга в Гонконге. Приедет ли он сюда за сердцем? У него тесные связи с мафиозными коллегами в Северной Америке. Двое из них должны вскоре прибыть сюда для такой же операции. Приедут ли они теперь? У обоих широкие контакты в Европе и бывшей Советской империи, и там есть клиенты, имеющие контракты на трансплантацию. Как они себя поведут? Проблема очень серьезная. Я должен знать, почему мы потеряли этих двух пациентов.

Ромер взглянул на них, словно желая, чтобы в мире было поменьше сложностей.

— Главврач! — Борис Суриков засунул руки в карманы своего длинного белого комбинезона, ухватив по горсти кукурузных хлопьев, которые он вечно таскал с собой.

— У вас есть объяснение? — произнес Ромер, выждав ровно столько, чтобы это выглядело грубостью. В крестьянских манерах Сурикова было нечто оскорбительное для него.

— Объяснение? Да, возможно. Конечно, главврач! — Суриков говорил быстро, и его немецкий было почти невозможно разобрать из-за сильного украинского акцента.

— По-английски, Суриков! — оборвал его доктор Ромер. — Сколько раз я должен напоминать вам, что нужно говорить по-английски, чтобы мы все могли понимать вас! Если вам нужны добавочные занятия, я это устрою.

Не знающий английского персонал был обязан пройти языковой курс.

Суриков обнажил лошадиные зубы в извиняющейся ухмылке.

— Извините, главврач! Но ведь это, как вы говорите, и впрямь очень просто. Обоим пациентам дали антивоспалительные стероиды слишком рано…

— Полная белиберда! — оборвал его высокий мужчина со злобно-презрительным видом отпрыска английского графского семейства. На нем был операционный халат, а на шее болталась стерильная маска. — Полная и абсолютная чушь!

— Белиберда? — переспросил доктор Ромер тоном человека, давно оставившего все попытки понять капризы иностранного языка. — Что такое белиберда, доктор Крилл?

Ответ последовал незамедлительно:

— Белиберда? Бред, чушь, идиотизм. То, что ни на чем не основано. Термин, обозначающий всякого рода ерунду. И прекрасно иллюстрирующий то, что высказал сейчас мой друг.

Доктор Стивен Крилл — хирург по трансплантации, алкоголик, разведенный, бабник и сам назначивший себя на должность эксперта по разговорному английскому, особенно когда дело доходило до употребления выражения «мой друг» в оскорбительном смысле, — сделал паузу на случай, если доктор Ромер потребует дальнейших разъяснений. Но доктор молчал, и Крилл был явно разочарован.

— Будьте добры, продолжайте, доктор Крилл.

Тот склонился всем своим длинным угловатым телом к инвалидному креслу и заговорил тем сухим тоном, который являлся отличительной чертой лучших английских медицинских школ.

— С удовольствием. Когда я работал в Харфилде, давать пациенту антивоспалительное там было обычной процедурой. Пока мы следили за кровяным давлением, подтверждающим, что липиды образуются не слишком быстро, это прекрасно действовало. — Он обратил взгляд своих бледно-голубых глаз на Сурикова. — Что бы ни вызвало смерть двоих пациентов, это не имеет никакого отношения к постоперационным процедурам, за которые отвечаю я, мой друг.

— Почему вы так уверены в этом? — В вопросе не было обвинительных ноток.

— Потому, доктор Ромер, — начал Крилл таким тоном, словно делился глубочайшей тайной, — что существует ряд неопровержимых фактов. После обеих операций следовали точно такие же процедуры, как после всех остальных, вплоть до последнего шва. Потому что оба пациента прошли через все постоперационные процедуры, не вызвав ни малейшего повода для беспокойства. Потому что это случилось, лишь когда они оба вернулись в свои палаты. Нам стоит начать поиски там, а не в моей операционной.

Вновь воцарилось молчание, и доктор Ромер спокойно взглянул на хирурга. О Стивене Крилле когда-то говорили с тем же почтительным придыханием, что и о легендарном Магди Джакобе — как о пионере трансплантационной хирургии. Вплоть до той ночи, когда его вызвали оперировать ребенка. Крилл был пьян. Ребенок умер на столе. Суд признал его виновным в медицинской халатности. Год назад, когда он освободился из тюрьмы, Организация предложила ему возглавить хирургическую бригаду клиники.

Молчание прервало насмешливое фырканье Сурикова.

— Когда вы практиковали в Англии, мы уже отказались от стероидов!

— Только не в крайних случаях, — вмешался Джозеф Уэст, химик по протеинам. Маленький человечек с печальным личиком, Уэст занимал такой же пост в Беркли, пока его не накрыли за производством «Экстаза» в его лаборатории. Он улизнул в Боливию, где его и отыскала Организация.

— Но никакого крайнего случая не было, — возразил доктор Ромер.

— Мы до сих пор даем антивоспалительное, чтобы избежать этого, — произнес Крилл так, словно для него на этом вопрос был исчерпан. — Лучше поискать виновного где-нибудь в другом месте.