Билл Видал - Смертельное наследство

Поэтому доводы рассудка в случае с Джо вряд ли сработают.

Что ж, Суини придется засунуть свою гордость в карман и обратиться за помощью к отцу. Хотя Имон Суини стар и дряхл, Салазар прислушается к его словам. У бывших партнеров оставались взаимные долги и обязательства еще с дней молодости. И не только в связи с торговлей запрещенным виски.

Определившись с дальнейшими планами, Суини позвал стюарда и сказал, что передумал насчет ленча. В ожидании, когда принесут еду, он добил пятую порцию виски, от чего настроение у него улучшилось еще больше.

Самолет приземлился в Нью-Йорке шестью порциями позже. Суини гордился свой способностью переносить алкоголь, но, пропустив за время полета одиннадцать стаканчиков виски, должен был признать, что основательно набрался. Он очень старался держаться прямо, когда проходил таможню и иммиграционный контроль, но, оказавшись в зале прилета, расклеился, почувствовал сильный приступ тошноты и отправился разыскивать туалетную комнату.

Позже Харпер признал, что допустил грубую ошибку. Ему следовало обеспечить слежку за Суини с момента его выхода из самолета, но он решил подождать, пока адвокат не окажется за пределами аэропорта. Он предположил, что адвокат из аэропорта отправится прямиком в офис Прачки, который к тому времени был буквально нафарширован подслушивающими устройствами. Однако, прождав адвоката двадцать минут, люди из ДЕА забеспокоились и, одолеваемые неприятным предчувствием, устремились в здание. Они обнаружили труп Суини в туалете рядом с унитазом. Рубашка и пиджак у него на груди были испачканы блевотиной, шея — сломана, а голова гротескно повернута вбок.

Эктор Перес счел эту ликвидацию простейшей из всех, какие ему только приходилось проводить.

В то время как люди из ДЕА носились словно угорелые по аэропорту Кеннеди, Джо Салазар уже о Ричарде Суини и не вспоминал. Он только что получил детальный доклад о несчастном конце Моралеса и теперь изрыгал проклятия и непристойную брань по поводу мироустройства в целом и некоторых людей в частности. Он, Салазар, своими руками отдал семьдесят один миллион долларов, а ведь эти деньги в связи со смертью их хозяина можно было спокойно оставить у себя.

— Ах, эта скотина Шпеер! — кричал Джо на пределе голосовых связок. — Сын костариканской шлюхи!

Но черта с два он позволит Энрике унести ноги вместе с баксами. Необходимо вернуть его в Нью-Йорк. Но как это сделать? Он позвонил в офис адвоката в Сан-Хосе, но полезной информации там не почерпнул, ибо никакие потоки брани не заставили бы партнера Шпеера сдать своего приятеля. «В настоящее время его нет в стране» — вот и все, что Салазару удалось узнать о местопребывании Энрике, и банкиру ничего не оставалось делать, как потребовать, чтобы Шпеер перезвонил ему, когда вернется, и повесить трубку. Но быть может, этот ублюдок все еще в городе? Неожиданно Салазар осознал, как мало знает об адвокате — о том, в частности, где Шпеер останавливается, когда приезжает в Нью-Йорк, и с кем поддерживает здесь отношения. Поэтому он удивился до чрезвычайности, когда, подняв через час трубку, услышал голос Шпеера.

— Энрике, друг мой, — произнес он елейным голосом, — как хорошо, что вы позвонили. Я как раз вас разыскивал…

— Мне уже сообщили в офисе, — оборвал его Шпеер, который тоже недавно узнал новости из Медельина. Он прочитал об этих событиях в небольшой заметке в немецкой газете «Франкфуртер альгемайне», после чего провел собственные изыскания на сей счет и теперь довольно хорошо знал положение вещей. — Никаких имен и цифр, Джо. Я говорю по открытой линии.

Салазар услышал в трубке какой-то шум на заднем плане и задался вопросом, не записывает ли Шпеер их беседу на магнитофон. На самом деле до его слуха донесся приглушенный рокот четырех работающих двигателей фирмы «Пратт энд Уитни», которые влекли огромный авиалайнер из Цюриха в Панаму.

— Полагаю, вы уже слышали новость относительно трагической судьбы нашего общего друга из Латинской Америки, — осторожно сказал Салазар.

— Да, слышал. И она ужасно меня опечалила.

«У тебя, чертов сын, теперь ровно семьдесят один миллион печалей», — подумал Салазар, но сказал другое:

— Вопрос в том, что мы будем делать с его наследством.

Шпеер догадывался, что Салазар спросит об этом. И с тех пор как узнал об убийстве Моралеса, успел предпринять некоторые шаги, приспосабливаясь к обстоятельствам. А они изменились радикально. Генрих Шпеер более не был управляющим финансами богатого клиента, но сам стал богатым человеком благодаря капризу судьбы, и будущее его теперь рисовалось совсем иными красками.

— Я исполняю данные мне инструкции, и добавить мне к этому нечего.

— Только не пытайтесь надуть меня, Энрике! — вскричал Салазар. — Мы поделим эти деньги — вот что мы сделаем. Все до последнего цента.

— Надеюсь, вы уже подумали, в каких долях?

Так-то лучше. Салазар на мгновение расслабился:

— Вы у нас адвокат, вы и думайте. Представьте себе, что рассматривается дело об опеке. Предположим, имеется ребенок, которому… хм… восемнадцать месяцев отроду. При этом я отец, нянчивший его с рождения. Так что у вас права лишь приходящего опекуна. С этой точки зрения мне представляется, что восемьдесят на двадцать будет справедливо.

— Вам, значит, восемьдесят процентов, а мне — двадцать? — задал риторический вопрос Шпеер, скривившись от неприязни к банкиру.

— Я, мой друг, щедрый человек. Поэтому могу набавить еще пять. Итого вам причитается двадцать пять. — «Если он скажет хоть слово против, я убью его», — подумал Салазар.

— С другой стороны, — Шпеер решил развить идею Салазара в русле германской логики, — ребенок в настоящее время находится за пределами страны. Представьте также, что я его мать, которая заботится о нем и держит за руку. А это плохой сценарий для отца, настаивающего на учреждении опеки.

— Да, ты мать! — взревел выведенный из себя Салазар. — В том смысле, что мать твою так! Ты еще обо мне узнаешь! Я доберусь до твоей задницы!

Прачка швырнул трубку на рычаг, после чего схватил телефонный аппарат и швырнул его в стену, каковое деяние заставило подслушивавшего разговор агента ДЕА, находившегося в соседнем здании, сорвать с головы наушники и выругаться из-за пронзительной боли в барабанных перепонках.

А Джо все никак не мог успокоиться и орал так громко, что его охранник вбежал в комнату, чтобы выяснить, что случилось.

На неделе Имон Суини собирался отметить свой девяносто пятый день рождения, но вместо этого ему пришлось хоронить старшего сына. Он сидел в своем старом кресле с тартановым пледом на коленях, не обращая внимания на доносившийся из соседней комнаты нестройный хор голосов. В большом доме в лесистом графстве Вестчестер отдавали последний долг покойному, на каковое мероприятие приехали многие ирландские семьи из Нью-Йорка. Имон предпочел остаться наедине со своими мыслями в отдельной комнате, куда прибывшие с соболезнованиями гости входили по одному. Имон любил Ричарда и никогда не сомневался, что Господь, дабы избавить его от страданий, призовет к себе отца раньше сына. Этого, однако, не произошло. Углубляла скорбь Имона и причастность к нынешней трагедии Джо Салазара, его давнего знакомца.