Поль-Франсуа Уссон - Кристаль

Благодаря этому внезапному явлению инспектора немного ослабло общее напряжение. Йохансен передал подчиненным все распоряжения Бьорна, которые те должны были выполнять, а сам, как и было ему поручено, нашел место для допроса — угол зала, отгороженный искусственными пальмами и дешевым пианино, судя по всему, выполнявшим в основном декоративную функцию. Бьорн решил начинать, не дожидаясь переводчика. Медленно потягивая карамельного цвета алкогольный напиток, он терпеливо выслушивал мажореток, повторяющих примерно одно и то же. Итак, его завтрашний отчет старшему комиссару Крагсету будет предельно краток: все до смерти напутаны, никто ничего не видел, ничего не слышал.

Анжела попыталась приблизиться к Бьорну, но Йохансен вежливо ее отстранил.

— Позвольте мне сказать комиссару нечто важное, инспектор… Мне действительно есть что сказать.

— Я надеюсь…

— Я знаю, кто на той видеокассете…

— И мы тоже знаем — ваша крестница.

— Нет, не в ресторане… я знаю, кто вошел в сауну после меня, точнее, уже после того, как я вышла…

— Нам не известно точно, когда вы вышли. Камера не…

— Вы меня не слушаете. Это не Адриана. Нас всех обманул костюм мажоретки. Это не могла быть она.

Йохансен с трудом удержался от изумленного восклицания, но на всякий случай встал против света, чтобы Анжела не смогла разглядеть его лица. Из всех возможных методов допроса он решил избрать наиболее простой: четкие вопросы для получения столь же четких ответов. Стараясь говорить твердым тоном, исключающим дискуссию, он спросил:

— Итак? Кто же тогда эта другая девушка?

Анжела покачала головой, одновременно пытаясь обойти инспектора:

— Нет, я… позвольте мне поговорить с Бьорном.

Она опустила глаза. Йохансен по-своему истолковал ее смущение и отвернулся.

— Нам нужно поговорить, — нерешительно произнесла Жозетта, остановившись в нескольких шагах от крестной.

Та ответила коротким кивком и, обращаясь к Йохансену, добавила:

— Жозетта — моя крестница… Она очень напутана всем этим… да и кто бы не испугался на ее месте!..

— Спасибо. Кажется, вы ответили на мой вопрос.

Жозетта вышла из зала вместе с остальными мажоретками в сопровождении полицейских, которым было поручено их охранять. Йохансен направился к двери, ведущей в подвал. Решив, что поговорит с Бьорном позже, Анжела, взяв фотоаппарат, последовала за инспектором.

Из-за отсутствия многих работников отеля на своих местах работа медицинских служб оказалась парализована. Снегоочиститель стоял в отсеке гаража, запасных ключей от которого никак не могли найти, поэтому невозможно было убрать огромные сугробы, скрывшие под собой наклонный подъем к гаражам. С проклятиями в адрес местных служащих работники «Скорой» сами вооружились лопатами и принялись раскидывать снег, с трудом удерживая равновесие на наклонной плоскости.

В подвале отеля царил настоящий хаос. Полицейские, закончив первичный осмотр, бесцельно бродили по служебным помещениям, переговариваясь по рации. Никто не решался снова зайти в прачечную, которую между собой уже окрестили «пыточной».

Йохансен, только что спустившийся, направился прямо туда, распорядившись, чтобы никто его не сопровождал. Анжела благоразумно осталась у порога, наблюдая за остальными полицейскими. Затем она сделала несколько снимков: никаких лиц крупным планом, только фигуры в форменной одежде. Затем, убедившись, что никто не обращает на нее внимания, сделала глубокий вдох и проскользнула в прачечную.

У нее сразу же возникло ощущение, что она попала в склеп. Суматоха и беспорядок, какие она наблюдала в соседних помещениях, остались позади; в прачечной царило застывшее безмолвие. Шесть белых полотняных мешков, запятнанных кровью, слишком длинных для своего содержимого, лежали в ряд перед шестью стиральными машинами. Стеклянные иллюминаторы машин были распахнуты, на внешних ободках круглых отверстий также виднелись следы крови.

Анжела пристально изучала эту картину, не в силах отвести взгляд. Затем слегка расслабила пальцы, крепко сжимавшие фотоаппарат, и склонилась над ним — в конце концов, ее присутствие здесь было оправдано только ее работой. Щелчок затвора нарушил жуткую тишину. Анжела невольно всхлипнула, глядя на длинные белые мешки в кровавых пятнах. Потом вспомнила, что Йохансен тоже здесь. Она не сразу его заметила: инспектор сидел на корточках возле сваленного в кучу грязного белья в конце длинного ряда стиральных машин. Невозможно было понять, на что он смотрит, но, судя по его лицу, это было что-то ужасное. Приблизившись, Анжела тоже это увидела: зацепившийся за стальной крючок иллюминатора лоскут человеческой кожи.

Услышав новый щелчок фотоаппарата, Йохансен обернулся, и в его прищуренных глазах мелькнула ярость. Затем инспектор резко выпрямился и направился к двери. У порога он обернулся, судя по всему, удивленный тем, что Анжела не следует за ним.

— Могу я побыть здесь некоторое время? — спросила она.

— Бьорну не стоило бы освобождать вас из-под ареста, — вместо ответа сказал Йохансен. — К счастью, скоро все изменится, уж поверьте мне. Я не знаю, что вы там задумали с вашей крестницей, но я не спущу с вас глаз…

После чего вышел и закрыл за собой дверь.

Чувствуя во рту привкус пыли, Анжела прислонилась спиной к двери. Холодно. Все здесь ужасно холодное, начиная с этой металлической двери, к которой можно примерзнуть… Анжела сделала шаг вперед и глубоко вдохнула влажный воздух прачечной.

Дверь за ее спиной — это железная дверь холодильника.

Она выдохнула воздух, ожидая увидеть облачко пара. Но нет, в окружающей влажной теплоте именно она была самым холодным предметом. Таким же холодным, как содержимое длинных белых мешков…

Анжела думала: «Я пробыла с отцом всего лишь несколько минут. Мне слишком поздно сказали о случившемся. Я приехала так быстро, как только смогла. Ему уже показали, что в холодильнике. Еще один застывший скелет в семейном шкафу… У меня было несколько минут, чтобы подумать вслух обо всем том, о чем я никогда не говорила… Этот холод, этот стылый запах мертвых… Мертвые все похожи, они выглядят так благопристойно, как будто стараются облегчить скорбь своих живых близких… И все одинаково пахнут. Словно лягушки на уроках естествознания… Этот запах отвратительно нейтральный, как будто исходящий из пустоты… И я тоже когда-нибудь умру. И от меня будет исходить этот смрад небытия. Кто будет его вдыхать?.. Несколько минут наедине с холодом, идущим из холодильного шкафа… Наедине с отцом, который больше не отец… И — эта странная кукла из застывшей плоти… Галлюцинация, кратковременное искажение реальности… Драгоценные минуты, чтобы высказать тебе всю свою любовь. Небытие в невесомости. Твое застывшее личико. Замороженный стейк на холодном плиточном полу… Твоя легкая усмешка, словно говорившая мне: „Ты забыла фотоаппарат, сестренка, — ну как же так? Уж сделай последний семейный снимок, хотя бы мысленно. Тогда ты не забудешь меня, когда меня уже не будет рядом. Тебе даже не понадобится делать три дубля. Моргнешь глазом — и готово. Пленка — это ты. Длинная выдержка не потребуется. Твоя чувствительность — твоя свобода. Никакой проявитель не зафиксирует это воспоминание. Отныне тебе придется решать все проблемы самостоятельно. Как взрослой“.