Алафер Берк - Поцелуй ангела

— Ты не такая, как большинство моих знакомых полицейских, поскольку у тебя в голове не заложена установка: «Мы против них».

— Ну, это проще простого, — обрадовалась она перемене темы. — Я не вижу в этом смысла. Для меня важнее всего — завершить работу.

— А когда ты изучала введение в право, тебе никогда не хотелось стать прокурором?

— Мне нравится быть копом. Нравится прямолинейность этой работы. Ты видишь все с самого начала. Первой говоришь с потерпевшими, свидетелями, подозреваемым. Твое чутье задает тон всему расследованию. И если я защищаю закон, мне хочется делать это в качестве копа. Я подумывала стать адвокатом, но только ради того, чтобы не иметь дела с этой темной, печальной, вгоняющей в тоску мерзостью, о которой мой отец думал изо дня в день. Я пошла туда из-за денег.

— Значит, по твоим словам, я получил самое худшее.

— Не обижайся.

Сказать по правде, за последние дни Элли несколько раз размышляла: а может быть, ей больше подошла бы работа в прокуратуре? Если Экелс видел в ее молодости и горячности недостатки, требующие искоренения, Найт считал ее идеальным свидетелем. Дэн Экелс и подобные ему люди всегда будут управлять полицией, и Элли обречена бодаться с ними. А вот в случае с Саймоном Найтом, казалось, нужно лишь делать свое дело, пробиваясь сквозь вранье и чушь. Она могла бы готовить дела по убийствам для суда, не становясь при этом центральной фигурой в новостях и книгах своих бывших парней.

Но сегодня вечером, когда дело против Джейка Майерса развалилось, Саймон Найт показал свое истинное лицо. Он сделал все, чтобы подстраховаться, заручившись поддержкой комиссара полиции и мэра. Он говорил о возможности создания оперативной группы. И даже о привлечении ФБР.

И она отреагировала так же, как Роган. Ревниво. Охраняя свою территорию. Найт показал свое истинное лицо, но и она раскрылась перед ним. Только ее лицо оказалось мрачнее, чем хотелось бы.

Оно выдавало в ней полицейского, который не может не говорить о работе.

— Думаешь, Майерс был прав? — осведомилась она.

— Наняв человека, который стоит одной ногой в могиле, чтобы он взял вину на себя? Нет. Я уверен, никакая мораль этого не оправдывает.

— Нет, я говорю об ограниченности нашего восприятия. Мы все хотели, чтобы преступником оказался он. В этом случае у нас был арест. Подозреваемый. Суд. И довольная мэрия.

— Я знаю тебя всего три дня, но уже могу сказать, что ты хороший полицейский. Если бы он сказал тебе правду, ты дралась бы как бешеная с любым и доказала бы, что мы поступили правильно.

— Возможно, — согласилась она, отправляя в рот очередную крокету. — Возможно, если бы он все чистосердечно рассказал в понедельник ночью. Если бы он сказал правду в первый раз, когда мы его допрашивали в «Пульсе». Но поскольку он все время лгал…

— Никакие присяжные бы ему не поверили, — подхватил Донован. — Это верно.

— Думаю, я тоже не поверила бы.

Они заказали еще четыре тарелочки с закусками на двоих, и тут в перерыве игры «Никс» [47] «Никс», «Нью-Йорк Никс» или «Нью-Йорк Никербокерс» — американский баскетбольный клуб. по телевизору над баром показали анонс местных новостей.

«Сегодня в одиннадцать». Главной новостью было обрушение лесов в Верхнем Ист-Сайде. Мойщик окон пролетел тридцать шесть этажей и остался жив.

Кроме того, местная газета разорвала Интернет-бомбу. Неужели серийный убийца ищет своих жертв в ночных клубах Манхэттена? И почему ПУ Нью-Йорка не рассказывает вам о шокирующих деталях его почерка? Газета обещает новые подробности завтра утром, но мы расскажем вам об этом уже сегодня в одиннадцать.

Картинка сменилась рекламой коммуникационной компании «АТ&Т».

— Господи, — пробормотал Макс. — Как же меня бесят такие вещи.

— Ты заметил, как они это подали? «Местная газета разорвала Интернет-бомбу». Получается, что это рассказ о рассказе.

— Вот это меня и раздражает. Один из таблоидов печатает какие-то дикие домыслы, а затем остальные подонки воспроизводят ту же чушь, не затрудняя себя ни малейшей проверкой, как подобает настоящим журналистам.

— Только сейчас эта чушь оказывается отчасти правдивой, — заметила Элли, наклоняясь так, чтобы ее слов не услышали остальные.

— Да уж, черт возьми. Они этого не знают, да им и наплевать. Они пугают людей и шокируют ради своих высоких рейтингов. А если мешают расследованию, или подвергают людей риску, или не дают признать виновного таковым, их это абсолютно не колышет. Извини, я немного вспылил.

— Не извиняйся, — попросила она. — Приятно встретить единомышленника. Мой бывший парень (прости, я знаю, что на первом свидании про бывших не говорят, но это дело давнее) всегда спрашивал меня, почему мне непременно нужно останавливать свое внимание на таких мрачных темах.

Билл, как и большинство окружающих, не задумывался о гадостях, которые люди постоянно вытворяют друг с другом. Питеру Элли была признательна за то, что он по крайней мере разделял ее неспособность закрывать глаза на реалии этого мира. Однако видели эти реалии они в разном свете. Питер смаковал преступления, поскольку тело, найденное в подходящем месте и желательно истерзанное, могло увеличить тираж. Его увлеченность собственной книгой свидетельствовала о том, что он никогда не понимал Элли по-настоящему.

— Ладно, знаешь, сколько женщин, с которыми у меня были мало-мальски серьезные отношения, интересовались, когда я начну извлекать выгоду из своего юридического образования?

— А ты попал в прокуратуру сразу после юридической школы?

— Нет. Года два пахал в крупной конторе, чтобы выплатить кредиты, но у меня и в мыслях нет возвращаться туда. Восемьдесят часов в неделю ради многомиллионных тяжб и долгих препирательств о том, кто получит самый крупный бонус или клиента. Посмотрела бы ты на дела, которыми я занимался, на многое изменила бы взгляд. То, что все считают реальным миром, кажется просто страной чудес. Как будто у тебя появляется иное представление о нормальности. Ты понимаешь, о чем я, или мне прекратить эту болтовню?

— Да что ты, это вовсе не болтовня, и я прекрасно тебя понимаю.

Донован, как и она, видел последствия преступлений, совершенных людьми, которыми двигало абсолютное зло, зло в чистом виде; видел мужчин, которые применяли сексуальные пытки, хладнокровно отнимали жизнь у других, могли заживо похоронить ребенка, а потом преспокойно сделать себе бутерброд с колбасой.

Элли все свое отрочество потратила на поиски нормальности, которая для других была естественной, как дыхание. С того дня, как нашли тело ее отца, Элли была убеждена, что ее самые черные мысли рассеются, когда она все-таки раскроет истинные обстоятельства его смерти. Но из Канзаса она вернулась, понимая, что безмятежность уже никогда не станет частью ее образа. Она всегда будет просыпаться от кошмаров. И никогда не научится отключаться от своей работы.