Юрис Юрьевикс - Ледяной ад

— Значит, вы уверены, что наших товарищей погубила водоросль из скважины? — спросил Ули.

— Да. Я пока не знаю, почему то, что содержится в данной разновидности, нападает на белок определенного типа. Однако по шкале подозрительности эта тварь набирает семь или восемь баллов из десяти, для анализа достаточно. Теперь перед нами стоит гораздо более трудная задача. — Хэнли оглядела серьезные лица помощников. — Требуется выяснить, каким образом бледные водоросли попали в организмы людей. Будь Ди жива, я списала бы все на ужасную случайность, на непреднамеренное заражение в полевых условиях. Однако прошлой ночью Ди заразили специально. В этом нет никаких сомнений. Если ее смерть была умышленной, то как насчет остальных?

— Но зачем?.. — Ули распахнул красивые глаза.

— Понятия не имею. Главное, мы должны ответить на вопрос «Как?», если хотим предотвратить повторное заражение. Кийоми, наденьте противогаз и сделайте опись всех вещей Ди. Затем каждый предмет упакуйте в контейнер. Ули, составьте полный перечень изменений, которые вызывает в человеческом организме обнаруженный возбудитель. Я сравню ваши данные со сведениями о подземных водорослях.

Кийоми и Ули отправились выполнять задания.

Хэнли глубоко задумалась. Как водоросль из скважины добралась до ученых, находящихся у полыньи? Или до доктора Крюгер, которая не покидала станцию? Что произошло при аутопсии Косута? У Ди была автономная система подачи воздуха. Значит, Крюгер вдохнула зараженные частицы. Но почему это не произошло во время предыдущих вскрытий? В чем особенность аутопсии Косута?

Хэнли загрузила диск с записью первых двух операций в ноутбук и диск с записью третьей — в компьютер Ди. По очереди глядя на экраны, она принялась сопоставлять пилы, скальпели, ножницы, молотки, щупы… Никакой разницы. Тогда она начала пристально наблюдать за процедурами. На экране лэптопа Ингрид Крюгер разрезала диафрагму, скрывавшую сердце и другие жизненно важные органы, взяла по образцу от каждого легкого и взвесила их. Губчатая в нормальном состоянии, здесь ткань сделалась твердой. Альвеолы, через стенки которых тысячи раз на дню происходит газообмен, уничтожены — жертва оставалась в сознании считанные минуты. Отделяя кожу от мышечной ткани, Крюгер диктовала:

— Раковины в носовом канале никак не предотвратили вторжение, равно как и реснички в бронхиальных трубках. Дыхательные пути, капилляры и альвеолы хрупкие. Слизистые железы и дыхательные мышцы выглядят атрофированными.

Крюгер вынула легкие и взвесила по одному. Масса того и другого — около килограмма, в три раза больше нормы. «Теперь такие же у самой Ингрид. И у Ди», — подумала Хэнли.

На экране компьютера доктор Крюгер приготовилась поддеть участок почерневшей кожи Алекса Косута. Хэнли остановила картинку. Все повторялось: и действия, и инструменты, и комментарии, и даже тон голоса. Неужели искомая разница осталась за кадром? Хэнли снова запустила диск с первыми вскрытиями. Руки доктора Крюгер опять потянулись к грудной полости Анни Баскомб. Взгляд Хэнли переместился на второй экран и замер. Она торопливо нажала клавишу «пауза» на лэптопе. Вот оно! Сердце Хэнли бешено забилось.

— Лиловые, — сказала она, — лиловые. Вот оно, слабое звено. Дело не в характере операций, а в Крюгер.

— Ули!

Он откликнулся из соседней комнаты:

— Ja, что такое?

— Подойдите.

Хэнли отвела его в помещение, где были разложены кропотливо каталогизированные вещи обреченной экспедиции.

— В чем дело? — спросил Ули.

— Думаю, я нашла место проникновения возбудителя в организм.

От возбуждения у Хэнли горели щеки.

— Ja? Вы уверены?

— Подумайте, что у нас у всех общего. Голова, руки…

— Да, но они отличаются.

— А что у всех людей не отличается? Что у всех одинаковое? Ули поморщился:

— Не знаю. Кровь? Нет, нет. Существует несколько групп.

— Верно.

— Легкие?

Хэнли покачала головой:

— Легкие меняются с возрастом, от курения…

— Физиология! — воскликнул Ули. — Ja, физиология у всех людей одинаковая!

— Да! Что еще?

Ули потер лоб.

— Не совсем понимаю.

— Представьте: мы террористы, живем в ледяной пустыне и создаем биологическое оружие. Как бы мы его хранили?

— Лепим куличики из заразы и замораживаем, благо здесь, в Арктике, это нетрудно. Затем размельчаем вещество с микробами и помещаем в гранулы или другую удобную для транспортировки оболочку.

Правильно, вкрадчиво сказала Хэнли; мысль ее неудержимо неслась вперед. — Если бы у меня имелся возбудитель — погруженный на морозе в спячку и растертый в порошок, — но не было бы возможности самолично доставить его в легкие врага, то что бы я сделала?

— Заразила бы его комнату.

А если я хочу, чтобы он умер на улице?

Ули снова поморщился:

— Извините. Nichts.

Почему на докторе Крюгер были лиловые перчатки?

— Полагаю, она надела поливиниловые.

— Правильно.

— Вы думаете, все умерли от аллергической реакции?

— Нет.

— А что вы думаете?

Я думаю, что у всех людей есть кожа.

— Точно! — восхитился Ули.

Этот самый крупный единый орган человеческого тела участвует в обмене веществ. Предположим, возбудитель был в дремлющем состоянии. Вступив в контакт с влагой и теплом, он проснулся и проник через кожу в кровь. Что случилось дальше, вы знаете не хуже меня.

— Ja, — сказал Ули. — Но как возбудитель попал на кожу? Ведь люди у полыньи были в полярных костюмах.

— А вы подумайте.

Ули отвел взгляд:

— Значит, заражение произошло, когда они были без костюмов. На станции. А раз они погибли у полыньи…

— Правильно!

Хэнли, сцепив руки на макушке, медленно двинулась между вещами.

— Где-то здесь я видела… — бормотала она, ощущая, как адреналин переполняет кровеносную систему, а сердце бешено колотится.

Ули шел сзади.

— Что нужно использовать, прежде чем надеть полярный костюм или поливиниловые перчатки? — спросила Хэнли. Она обернулась к Ули и ответила: — Тальк!

Хэнли нашла банку, этикетка на которой гласила: «Безопасно для детей». Исходя из места обнаружения, Ди пометила ее как принадлежащую Анни Баскомб. Банка значилась триста двадцать девятой в списке на проверку.

Ули реквизировал у кого-то холодильник для напитков. Хэнли соорудила из платяных вешалок некое подобие щипцов, выставила Ули из комнаты, облачилась в «Тивек» и противогаз, с огромным трудом подцепила банку, поместила ее в холодильник и заклеила изолентой крышку. Сняв защитную экипировку, она позвала Ули.

— Какая здесь температура? — спросила Хэнли.

Не знаю, — отозвался ассистент. — Наверное, шестьдесят градусов по Фаренгейту.