Крейг Смит - Портрет Мессии

— Отказываются? — недоуменно пробормотал он. Они отказываются?!

— Они боятся осквернить себя, входя в зал, где собираются язычники.

— Просто смешно. Живо сюда их!

Корнелий указал на императорский штандарт с крохотной бронзовой головой Тиберия. Потом обвел рукой помещение, где находились другие штандарты и знамена войск, которыми командовал Пилат. На многих красовались изображения животных. Кроме того, в зале находились различные каменные скульптуры богов и людей — все это претило вере иудеев.

— Их религия запрещает им смотреть на образы людей и зверей, наместник.

— Скажи Анне…

— Первосвященника здесь нет. Он послал своих сыновей приветствовать нового наместника Цезаря.

Пилат поднялся. Спина болезненно заныла, грудь гневно вздымалась.

— Первосвященник не явился? Я правильно тебя понял, центурион?

Корнелий вдруг растерялся. Он доложил господину только то, что сказали ему священники, вернее, слуги священников, а он не наказал их за дерзость, не применил власть, данную ему и как воину великой империи.

— Так мне показалось, господин. Я могу ошибаться, но, похоже, первосвященника тут нет.

Пилат потерял терпение. Он твердым шагом вышел из зала, и когда оказался во дворе, ярость его достигла предела.

— Привести сюда священников! Если их религия позволяет стоять под лучами солнца!

Стражники бросились выполнять команду Корнелия, отданную кивком головы. Евреев провели через дворцовые ворота под конвоем, точно преступников. Было их человек десять-пятнадцать — Пилат пересчитывать не стал, — все до одного бородатые и страшно грязные. Старший что-то бессвязно выкрикивал.

— Говори на латыни, — тихо заметил ему Пилат.

В греческом он почти не практиковался, если не считать шести мучительных лет, проведенных за чтением Гомера и трагедий, и почти не понимал этого языка, зная лишь несколько расхожих фраз и ругательств.

За священника ответил Корнелий.

— Они говорят, что знают только арамейский, греческий и иврит, господин.

Пилат велел перевести, что же сказал этот человек, и Корнелий заговорил с евреями по-гречески. Затем обернулся к наместнику.

— Он говорит, мы оскорбили его, заставив пройти во двор под аркой ворот с золотым орлом.

— Оскорбили?!

Пилат пожалел, что при нем нет короткого меча. Следовало бы проучить этих оборванцев.

— Нам нужен переводчик, господин. Мой греческий годится лишь на то, чтобы покупать вино и женщин.

Пилат улыбнулся, не глядя на Корнелия.

— Я запомню это, центурион. И призову тебя на помощь, когда мне понадобится то или другое. А теперь найди нам переводчика.

Корнелий отправил трибуна искать подходящего человека, Пилат тем временем в полном молчании стоял на ступенях дворца, рассматривая кучку евреев. Да, Грат описал этот народ очень точно, они как лошади с прижатыми к голове ушами. Но сейчас они на повышенных тонах, даже яростно, переговаривались между собой. Похоже, они собирались уйти; впрочем, охрана Пилата не позволила бы этого.

Какой-то молодой сириец из вспомогательной кавалерии вышел из покоев и заговорил со священниками. Разговор шел на греческом, был довольно жарким, и когда они закон чили, юноша обернулся к Пилату.

— Вы осквернили их, наместник, заставив стоять перед штандартами «Фретензиса».

Пилат обернулся и увидел знакомые штандарты и знамена, расставленные у входа. Глядя на них, он размышлял, что делать с этими невозможными людьми. Тем временем сириец продолжил:

— Религия не разрешает им смотреть на изображения людей и животных.

Пилат одарил Корнелия улыбкой, смысл которой был ясен.

— Есть у нас во дворце другие переводчики, центурион?

— У нас их много, господин.

— Тогда скажи этому человеку, что, если он еще раз будет пересказывать мне все собственными словами или посмеет сказать этим людям то, чего я не говорил, я прикажу выпустить ему кишки и повесить у дворцовых ворот.

Корнелий обратился к сирийцу на латыни, будто тот не понял с первого раза:

— Мой тебе совет, парень. Четко передавай слова наместника императора и священников. В точности. Иначе умрешь!

Молодой человек собирался что-то ответить в свое оправдание, затем передумал и просто кивнул.

— Скажи им, — заговорил Пилат, — что они будут смотреть на штандарты римских легионов, а если откажутся, умрут от рук тех людей, которых оскорбляют. Выбор за ними.

Сириец тут же перевел, евреи возмущенно заголосили. Одни обращались к Пилату, другие говорили между собой. Объяснялись они на арамейском, и сириец снова обратился к ним по-гречески, попросив общаться на языке, с которого может переводить.

— Казнить его, — бросил Пилат.

Секунду Корнелий стоял в растерянности, точно не понял приказа, но Пилат окинул сирийца таким испепеляюще гневным взором, что центурион тут же дал знак стражам. Подбежав, те подхватили сирийца под руки и потащили. Бедняга сразу позабыл о попытках заставить евреев говорить по-гречески. Он молил Пилата о милосердии на латыни.

Прокуратор тихо спросил Корнелия:

— Почему этот человек до сих пор болтает, центурион?

На этот раз Корнелий не стал отдавать приказов, выхватил оружие и шагнул вперед. Он резко взмахнул мечом, распоров живот несчастному. Молодой человек стоял, удивленно расширив глаза, на мраморные плиты хлестали потоки крови. Затем Корнелий отдал приказ повесить казненного у дворцовых ворот, и двое солдат подхватили сирийца, все еще кричавшего от боли, и уволокли. Третий побежал за веревкой.

Тут священники наконец умолкли.

Молодой трибун, бледный и потрясенный увиденным, бросился искать нового переводчика. Когда тот явился, Пилат показал ему предшественника, растерзанное тело которого висело у дороги, ведущей к дворцу, и спросил, сможет ли он выполнить работу лучше.

Юноша ответил, что сделает все возможное, и Корнелий без тени эмоций объяснил ему, что требуется.

— Где Анна? — спросил Пилат.

Переводчик повторил вопрос на греческом.

Евреи начали тихо перешептываться между собой, видимо решая, кто должен отвечать. Выбранный заговорил с уважением, с каким принято обращаться к наместнику императора:

— Первосвященник сожалеет, что не смог совершить столь длительное путешествие в Кесарию Маритиму. Преклонный возраст не позволил ему лично приветствовать наместника, но он надеется сделать это, когда прокуратор прибудет в Иерусалим.

— Мне неинтересно, о чем он сожалеет. Первосвященник должен приветствовать наместника императора, таков обычай. Иначе просто быть не может. Так что уж будь любезен, передай Анне, что если возраст не позволяет ему сделать этого, то пост свой он занимать не вправе.

— Как прикажете, господин. Но могу ли я в таком случае задать один вопрос? Кого вы собираетесь назначить на его место?