Льюис Пэрдью - Дочерь Божья

Сергеева, шедшего следом, инерцией тоже занесло в воду. Он выронил оружие и забился в конвульсиях, пораженный смертельным ударом тока, вырвавшегося на свободу, едва ли не раньше, чем успел дойти до павшего товарища. Целую вечность Зоя стояла ни жива ни мертва, слушая стоны, которые издавали ее тюремщики, и наблюдая их агонию. Тело Громилы уже сотрясали непроизвольные конвульсии, а Сергеев умудрился встать на колени и повернуться к двери, но электрический ток был неумолим, и он упал рядом лицом в воду. Как и Громила, он утратил контроль над голосом и мускулами.

Зоя ждала. Воздух в камере наполнился запахом содержимого мочевых пузырей и кишечников ее бывших тюремщиков. Это и убедило Зою, что оба мертвы. Или почти мертвы. Она осмотрела поле битвы, запоминая каждую деталь. Потом легла на стол, вытащила провод обогревателя из розетки и воткнула в нее вилку со скрученными вместе проводами. Короткое замыкание — и свет погас во всем здании. Сверху раздались проклятия. На всякий случай Зоя бросила матрас на пол, чтобы выйти по нему из комнаты.

Сжимая в руках ножку кровати, как дубину, Зоя двинулась к выходу, стараясь не сходить с матраса, не зацикливаться на запахе смерти и не думать о том, как бились в агонии мужчины, которых она убила.

Уже в коридоре она смогла различить новые звуки — сирены! Зоя воспряла духом, когда почувствовала под пальцами стену коридора — она знала, что он ведет на склад. Протиснувшись в двери, она увидела в отдалении свет: от подъемной двери к студии в центре бежали двое с фонариками в руках. Зоя узнала начальство Громилы.

Сама она бросилась в другую сторону — к погрузочной эстакаде. Выскочив из последней двери наружу, в хрусткую чистоту ночи, она вознесла благодарственную молитву. Зоя бежала по мощеной дорожке к огням, мерцавшим у въезда на территорию склада. Вдруг из темноты от стены склада отделились две тени. Двое мужчин.

— Быстро! — Один схватил ее за руку, другой выхватил из ее рук ножку кровати.

Неожиданно кто-то втащил ее с освещенного пространства в ночную мглу.

Мигалки полицейских патрулей, пожарных машин и «скорой помощи» разрывали темноту в разноцветные клочья и слепили Сета. Он сидел в купе один и вглядывался в ночь из окна поезда, прислонившись щекой к холодному стеклу. Поезд, сбросив скорость до черепашьей, подкатывал к центральному вокзалу Цюриха.

Не сводя глаз с разноцветной круговерти огней, Сет поднялся, чтобы размять ноги. Поезд шел долго — больше десяти часов. Сет отвел глаза от огней и посмотрел в ночное небо.

— Где же ты? — тихо спросил Сет, глядя сквозь свое призрачное отражение в темном стекле. Ты там? Могу ли я видеть тот же свет, что светит сейчас тебе?

Сет потер глаза, стараясь хотя как-то сбросить напряжение, и снова сел. Он снова порадовался, что снял купе целиком — ему надо было подумать, нельзя, чтобы его отвлекали другие пассажиры. К тому же он хотел быть уверенным, что напротив него не сядет киллер. Дорого, но оно того стоило. Деньги Ребекки Уэйнсток покрыли эти расходы и, видимо, еще не раз выручат его в нужде.

После нападения в Амстердамском лесу все походило на дурной сон. Последние сутки — как и последние полгода жизни — реальными не казались. Сет брел по улицам Амстельвейна, пока не наткнулся на магазин мужской одежды. Вид Риджуэя шокировал продавца, но шок быстро сменился обеспокоенностью, когда Сет рассказал, что на него напали бандиты. С его точки зрения, он даже не соврал.

— Мне так неудобно, — извинялся за соотечественников продавец. — Это совсем не похоже на Голландию. Мы очень спокойные, мирные люди.

Продавец сокрушался и дальше, помогая Сету выбрать одежду, затем отвел его за руку в соседний магазин, где продавали сумки: его хозяином был его знакомый. Риджуэю пришлось силком всучивать ему деньги. Потом, вернувшись в магазин одежды, он упаковал новый гардероб в мешок для костюмов, а старую одежду и грязный плащ, в который был аккуратно завернут некрасивый, но очень эффективный «магнум», положил в дорожную сумку.

Чуть позже Сет разыграл тот же спектакль перед участливой женщиной-менеджером в небольшом отеле у вокзала. Дама кудахтала над ним, как наседка над цыпленком, и порывалась погладить его мятую одежду. Так же, как и продавец, она рассыпалась в извинениях, потому что «в конце концов, у нас тут не Америка, где подобное происходит на каждом шагу».

Потом, приняв ванну и как следует отдохнув, Сет заказал такси в аэропорт «Шипхол», где забрал из камеры хранения — картину и деньги Ребекки Уэйнсток. Затем позвонил по международному телефону-автомату и оставил сообщение для Джорджа Страттона. То, что случилось в Амстельвейне, убедительно говорило: хватит действовать в одиночку. Сет рассказал о нападении в Амстердамском лесу и о своих планах поездки в Цюрих. Однако не стал упоминать ни о том, что картина уже у него, ни о встрече с Якобом Йостом. Ему все же хотелось иметь лишний козырь в рукаве.

В конце концов, он выпил чашку горячего шоколада, которую ему принес коридорный, и нырнул под накрахмаленные белоснежные простыни. Сон был дерганым и неспокойным. Ему снилось, что за ним охотятся все те люди, которых он последнее время видел мертвыми, и у всех было его лицо.

Утром он без лишних раздумий решил вернуть билеты на самолет и ехать поездом. Везти пистолет через таможню аэропорта и оставаться без оружия ему одинаково не улыбалось. В поезде задача упрощалась: там не было зон таможенного контроля, очередей на досмотр и рамок металлодетекторов. Да и таможенные инспектора на железных дорогах не такие дотошные. И Сет выбрал поезд, который останавливался каждые двадцать — тридцать минут.

И все же Сет не мог избавиться от ощущения, что должен сделать что-то еще.

Но что? Трудно убегать, если не знаешь, от кого именно бежишь. Сложно избежать опасности, если не знаешь точно, чего опасаться. Как они его нашли? Этот вопрос не давал ему покоя. Телефонный звонок из аэропорта? Невозможно. Они никак не могли знать, что он воспользуется именно этим автоматом.

Кто-то, не замеченный ни им, ни Страттоном, все время висел у него на хвосте. Вряд ли. В Плайа-дель-Рей все чужие на виду. Там не останешься незамеченным.

Страттон? Он сказал сотруднику Страттона — тому, кто следил за его домом в Плайа-дель-Рей, — что собирается в Амстердам. Но тогда это означает…

Сета пробил озноб, как после ледяного душа. А если человек Страттона или человек, которого Сет считал сотрудником АНБ, работает на кого-то еще?

«Брань?»

Человек, которого Сет вначале принимал за сотрудника Страттона, оказался священником. На кого работал священник? При чем тут вообще священники?

Небольшая, но влиятельная группа ватиканских священников… гораздо, гораздо серьезнее, чем вы себе представляете… благословение Папы…