Линда Ла Плант - Лучшая половина мафии (Крестная мать)

— Вы сказали, что в расследовании появились какие-то новые детали, комиссар?

Пирелли кивнул.

— Прошу вас, зовите меня просто Джо.

Вообще-то он не собирался рассказывать ей о ходе расследования и не планировал завтра ехать на виллу. Это был лишь предлог, чтобы она с ним осталась. Покашляв, он начал теребить свой галстук.

— Да… это имеет отношение к вашему делу, особенно к вашим детям.

Он видел, как по ее лицу пробежала тень печали — это длилось всего несколько мгновений. Ему захотелось взять ее за руку, утешить ласковыми словами… Она отвернулась, красивый профиль застыл в неподвижности.

— Кажется, сегодня мы нашли оружие, из которого их убили.

— Вы знаете, кому оно принадлежит?

— Пока нет, но скоро узнаем. Это «магнум» сорок четвертого калибра. Мы почти вышли на убийцу. Мы полагаем, что это тот же человек, который застрелил Пола Кароллу. — Он уже сказал больше, чем надо, и все же продолжил: — Наш подозреваемый — Лука Каролла, сын Пола Кароллы. Со дня на день он будет арестован, синьора.

София повернулась к нему лицом. По его словам выходит, что американский паренек, который прячется у них на вилле, не убивал Кароллу. Значит, Морено все-таки сказал правду… Она немного расслабилась и отпила еще глоток коньяка.

— Так вы его выследили? Когда вы к нам приходили, вы еще только пытались его найти.

Пирелли довольно улыбнулся и проговорил уже осторожнее:

— Мы можем выследить кого угодно и кого угодно найти. Современное компьютерное оснащение позволяет легко передавать данные из страны в страну, из города в город. Отпечатки пальцев за две секунды можно отправить по факсу.

Он нарочно сменил тему разговора и ждал новых вопросов о Луке Каролле. Но она слушала его, сосредоточенно сдвинув брови.

— А могут ли ваши компьютеры, к примеру, найти ребенка, который пропал много лет назад?

На миг задумавшись, Пирелли кивнул:

— Пожалуй, да… Их преимущество состоит в том, что к информации получает доступ большее количество людей. Сами компьютеры никого не выслеживают, они лишь ускоряют процесс поиска. Вы загружаете данные — все, что вам известно, к примеру, о том же пропавшем ребенке, — и пересылаете их в Рим. А уже оттуда ваша информация расходится по всей Италии, а если нужно, и по всему миру. Раньше на такие вещи уходило несколько лет, теперь же… несколько часов.

— И что, каждый имеет доступ к этим компьютерам?

— Нет-нет, далеко не каждый… Но если взять, скажем, наш пример с ребенком, то в ходе розыска мы, разумеется, должны задействовать все службы и организации…

София кивнула и взглянула на него.

— У вас на верхней губе застыла капелька кофе.

Пирелли удивленно вскинул брови и вытер салфеткой рот.

— Все?

София кивнула. Пирелли заметил перемену в ее настроении. Он видел, что она погрузилась в собственные мысли, но не имел понятия, о чем она думает.

А думала София о том, как ей найти своего сына. Пирелли — вот тот человек, к которому надо обратиться за помощью. Она решила пока молчать, однако зерно было заронено. Конечно, сейчас, учитывая ситуацию на вилле, даже и речи быть не может ни о каких поисках, но когда-нибудь в будущем…

Пирелли попытался ее отвлечь.

— Это еще ничего, — засмеялся он, — хуже, когда в зубах застрянет шпинат. Придешь домой, глянешь в зеркало — а у тебя, оказывается, весь зуб черный от шпината! И что меня всегда удивляет — так это почему все молчат? Наверняка видят и молчат…

София захихикала, и он нагнулся к ней:

— У вас чудесный смех, очень заразительный… Хотите еще коньяку?

Она согласилась, сказав, что потом все-таки поедет домой.

Официант принес счет, но они тут же отправили его за новой порцией коньяка. Разговор на время прервался. Пирелли лихорадочно придумывал, что бы такое сказать — остроумное и оригинальное. София же просто наслаждалась чувством легкости и беззаботности, которое возникло у нее после валиума с коньяком.

— Простите, вы что-то сказали? — спохватилась она, прослушав вопрос.

— Пустяки, даже не стоит повторять. Вы были где-то очень далеко.

София привычным жестом склонила голову набок. Ее темные глаза сверкали. Она подалась вперед, опершись на локоть.

— Знаете, когда-то — мне было, наверное, лет пятнадцать — я работала в таком же кафе, как это. Обслуживала столики и мыла посуду.

— В самом деле?

Она засмеялась. Щеки ее пылали, шубка небрежно распахнулась, словно ночной холод ей был нипочем. Пирелли смотрел на нее, затаив дыхание. Он еще никогда в жизни не видел такой красоты… София поманила его пальчиком, заставив нагнуться ближе, и на него повеяло ее духами — легким и свежим цветочным ароматом.

— Да, я не всегда была богата, не всегда обедала в дорогих ресторанах. Мы жили очень бедно. У моей мамы ничего не было, даже мужа…

— А вы работали официанткой?

— Да… в придорожном кафе. — Она глубоко вздохнула, на мгновение уставилась в пространство перед собой, потом опять взглянула на комиссара. — Мне пора идти.

Пирелли вскочил и пошел в кафе, чтобы заплатить по счету. Она ждала его на улице, сидя спиной к ярко освещенному окну. Поддавшись внезапному порыву безумного легкомыслия, он показал на вазу с цветами, стоявшую на прилавке.

— Сколько это стоит?

Крайне смущенный, Пирелли вручил Софии букет, только сейчас заметив, что цветы-то искусственные.

— Ох, я, кажется, свалял дурака.

Она обняла его и улыбнулась:

— Вовсе нет. Я тронута. Они никогда не завянут… Спасибо.

Он проводил Софию к машине и отчитал за то, что она ее не заперла. Но она заметила, что он был с ней и, значит, тоже отчасти виноват. Он придержал дверцу.

— Вы поужинаете со мной, София? Можно, я буду называть вас по имени?

— Я уезжаю в Рим…

— Навсегда?

— Нет, но я не знаю, когда вернусь.

— На Рождество вы будете там?

Она была совсем близко от него — нагнулась, чтобы сесть в машину, однако, услышав вопрос, выпрямилась.

— На Рождество? — Она опустила свои большие карие глаза, прикрыв их густыми темными ресницами.

«Она совсем не красится», — подумал Пирелли и тут услышал ее страдальческий шепот:

— О Господи, ведь скоро Рождество…

Увидев этот взгляд испуганного ребенка, он не сразу понял, почему она вдруг так расстроилась.

— Мои дети… — простонала она, — мои дети…

И тут до него дошло, каким кошмаром будет для нее этот веселый праздник с мишурой и подарками. Детский праздник. А у Софии больше нет детей. Неожиданно для себя он обнял ее и крепко прижал к груди, повторяя снова и снова, что все будет хорошо… все будет хорошо, он здесь… Она прильнула к нему. Мягкий шелковистый мех ласкал его щеку. Ему не хотелось выпускать ее из своих объятий.

Он и сам не знал, как это произошло: желая утешить Софию, он нашел губами ее губы и поцеловал… Она отвернулась, прижавшись щекой к его пальто. Его тело пылало огнем. Он никогда не испытывал столько страсти… и нежности. Она стояла в его объятиях целую вечность. Потом он почувствовал, как она постепенно отстраняется — без усилия, просто потому, что момент прошел.