Дженнифер Ли Кэррелл - Шифр Шекспира

Дорога снова пошла под уклон. Лес поредел, а потом исчез вовсе. У подножия гор мы свернули на юг и выехали на автостраду. Каждые двадцать минут из тьмы возникала то легковушка, то пикап, с ревом устремляясь прямо на нас и в последний миг проносясь мимо, — поток негустой. Ехать между утесов чистого песчаника было сродни путешествию по дну пересохшего темного моря. Где-то к югу чернел Марианским желобом разлом Большого каньона. Следов машины, что гналась за нами в горах, видно не было.

Где-то севернее Флагстаффа я задремала. Очнулась под тряску: от съезда с ровной дороги на камни и щебень ёкнуло сердце. Бен свернул на фунтовую, и впереди замаячили низкие голые холмы с пятнами креозота и кустами опунции. Долину залил бледно-лимонный свет.

— Почти приехали, — сказал Бен.

Часы пропищали шесть.

— Рановато.

— Ну, не так уж.

Большая трасса осталась где-то далеко. Ни одной машины поблизости видно не было. Как, кстати, и зданий.

— За нами кто-нибудь ехал?

— Не заметил.

Бен затормозил и вышел. Я, дрожа и потягиваясь, вылезла следом. Мы очутились на пустой парковке перед старой оградой, какими фермеры обносят загоны для скота. На воротах висело объявление, сделанное красной краской: «Пожалуйста, дождитесь следующего тура». Бен протянул руку и отпер ворота.

Перед нами открылась широкая, уходящая вперед и направо улица. По обеим сторонам ее стояли пустые домишки, большей частью глинобитные, крытые жестью, хотя некоторые как будто были сложены из старых шпал. Под холмом улица обрывалась, упершись в кучку домиков, за которыми виднелся шпиль церквушки. Видно, кто-то взял на себя труд отгородить ее от порочных веяний главного тракта.

По ту сторону улицы и немного наискосок стояло самое высокое здание района. «Отель "Стратфорд"», — гласили вензеля на красной вывеске. Внутри горел свет. Мы переглянулись и пошли к дверям.

В вестибюле нас встретил узкий стол, дальний конец которого терялся в полумраке. Потолок был затянут миткалем. При нашем появлении наверху что-то зашуршало. Побелка, некогда оживлявшая стены гостиницы, облупилась и местами начала отваливаться вместе со штукатуркой. Повсюду стоял запах пыли и запустения.

— Сам Билли Кид когда-то драил здесь сковородки, — произнес хрипловатый голос с новоанглийским акцентом. — До того как пристрастился убивать.

Я обернулась и увидела невысокую, даже миниатюрную женщину. Ее седые волосы были аккуратно уложены, а сама она — одета в сливочного цвета костюм с бронзовыми пуговицами в форме листочков, под стать подтянутой фигуре. Даже непосвященному достаточно было бы одного взгляда на этот костюм, чтобы понять, что покупался он не в «Маркс и Спенсер». Его определенно подгоняли в каком-нибудь модном парижском, на худой конец нью-йоркском ателье под щебет модельера.

— Хотя, быть может, именно Шекспир научил его тому, что жизнь стоит мало, а смерть — и того меньше. Город, конечно. Не пьесы.

Она протянула ладонь — ладонь пожилой дамы, прожившей всю жизнь в достатке, исчерченную пухлыми синими венами, с безупречным маникюром нежно-розового цвета.

— Я — Атенаида Престон. Можете называть меня по имени. А вы — доктор Катарина Стэнли.

— Если я могу называть вас по имени, то вы можете звать меня просто Кэт.

— Сойдемся на Катарине. — Она повернулась к Бену и смерила его взглядом, с каким знаток породы осматривает выставочного призера. — А вашего друга зовут…

— Бен Перл, — сказала я.

— Добро пожаловать в Шекспир, Бенджамин Перл. Посмотрим, что я смогу припомнить из экскурсионных лекций. — Она прошла внутрь, указывая в дальний угол, где на стене виднелось темное пятно. — Некто по прозвищу Смит Бобовое Брюхо застрелил там хозяйского сына. Повздорили из-за яичницы. Мальчишка получил ее на завтрак, вдобавок к сухарю с солониной, а Бобовому Брюху и того не досталось. Несколько замечаний, отпущенных в адрес хозяйки, — и парень вскинул револьвер, но Бобовое Брюхо его опередил. Мальчишка умер с яичницей в желудке, приправленной свинцом. — Атенаида повернулась к нам, подняв ухоженную бровь, и усмехнулась: — Есть хотите?

— Нет, спасибо, — ответила я. — Нам бы только взглянуть на бумаги Гренуилла, чтобы мы вас не отвлекали.

— Я в курсе ваших достижений, Катарина. Можете считать меня своей поклонницей. Да и Максин отзывалась о вас хорошо, а это немаловажно. Однако мы практически не знакомы, а я не открываю закромов первому встречному.

Я попыталась было возразить, но Атенаида подняла руку.

— Договоримся так, Катарина Стэнли. Я задам вам три вопроса. Сумеете ответить — и я покажу все, что захотите увидеть.

«Кем она себя возомнила? Джинном из бутылки? Феей-крестной? Сфинксом? Господи, а я-то кто — приманка для психов?»

Как бы то ни было, пришлось согласиться.

— Что ж, тогда идемте. — Она вышла за дверь и направилась к шеренге развалюх в дальнем конце улицы.

Бен положил руку мне на плечо.

— Погоди, Кэт. Что, если там западня?

— Ты же сказал, что «хвоста» не было!

— Я сказал, что не заметил его.

— Если это значит «дальше я не пойду», не тяни время. Сам говорил: таков порядок вещей. А мне все-таки нужно увидеть бумаги Гренуилла. — Я отвернулась и поспешила за Атенаидой. Бен громко вздохнул и поплелся следом.

В конце улицы Атенаида обогнула какое-то длинное строение. Дома сменились зарослями мескита с проложенной в них тропинкой. Зелени становилось все больше, пейзаж — интереснее, а пыльная тропка вскоре превратилась в мощенную камнем дорожку. За одним из ее поворотов мы вдруг вышли на строгую террасу, уставленную глиняными кашпо с броскими бугенвиллеями. Два итальянских фонтана оглашали дворик тихим журчанием. Но больше всего меня поразил окружающий вид: край террасы нависал над оврагом — сухим руслом реки, на пологом берегу которой расстилалась на многие мили равнина, слегка бугристый ковер песочных, коричневых и розовых тонов, кое-где тронутый серо-зеленым. Вдали, у северного горизонта тянулась слева направо гряда невысоких холмов — один больше другого, словно какая-то исполинская тварь пыталась пробиться из-под земли в рывке за солнцем.

— Как по-вашему, где мы находимся? — спросила Атенаида, склонив голову. — Нью-Мексико — неправильный ответ.

Я обернулась и посмотрела на дом. С этой стороны он совершенно не походил на виденную нами уличную развалюху. Отсюда он казался барочным дворцом в миниатюре.

— Значит, фасад — фальшивка?

Атенаида рассмеялась:

— Да весь этот город — фальшивка. Уж вам ли не знать? Возник он под именем Ральстон — в честь президента Калифорнийского банка — и позже пришел в упадок из-за аферы с алмазными копями, которая не одного магната пустила по миру. Скандал был на всю страну, на целый свет. В тысяча восемьсот семьдесят девятом полковник Уильям Бойд купил наш городок и переименовал, чтобы точно так же выкачивать деньги из восточной публики и старателей — пусть менее масштабно, зато регулярно. Он хотел, чтобы от названия веяло классом и просвещенностью, поэтому остановился на Шекспире. Однако что-то я отвлеклась… Да, фасад поддельный. Впрочем, остальные здания Стратфорд-авеню вполне настоящие, если под этим понимать их изначальную принадлежность нашему фальшивому городишке.