Джон Фаррис - Похитители

— Как здорово пахнут стейки!.. А вы уже хорошо набрались. По какому случаю, интересно бы знать?

Филисия с радостно горящими глазами рассказала дочери о поездке в Европу. Кэрол звонко расцеловала их обоих и ушла, свистом позвав Риггса, который играл на берегу пруда с черепахой. Пес переворачивал беднягу то на спину, то на живот. Филисия проводила дочь взглядом. Она выпила еще не настолько много, чтобы не заметить хорошего настроения Кэрол, но не могла забыть и другое лицо, лицо дикарки, искаженное гневом. Филисия Холланд нахмурилась, но тут же решила не позволять неприятным мыслям портить себе праздничный вечер и занялась приготовлением салата. Несмотря на горячие протесты жены Сэм схватил ее полупустой стакан и скрылся в столовой. Через минуту он вернулся со свежим коктейлем. Филисия покачала головой в притворном ужасе, а про себя подумала, что давно не чувствовала себя такой счастливой.

Сэм, Филисия и Кэрол жадно проглотили стейки и съели картошку, залитую расплавленным сыром и приправленную крошечными креветками. Они много смеялись в столовой, освещенной лучами заходящего солнца. Раз Кэрол рассмеялась так весело, что Филисия радостно посмотрела на дочь. Филисия почти все время находилась на седьмом небе от счастья и не очень внимательно прислушивалась к разговору. Она часто смотрела на Сэма, понимала, что глупо улыбается, но никак не могла прогнать с лица эту улыбку.

— Может, еще стейк? — спросила Филисия у Кэрол, но та похлопала по животу и притворно застонала.

— Нет, спасибо… О, чуть не забыла. У меня есть новости.

— Какие, дорогая?

— В Беркли я познакомилась с двумя ребятами. Сегодня я разговаривала с ними по телефону. Они приезжают на Восток для… я точно не знаю… участия во встрече. Какая-то координация усилий по подготовке демонстраций во время чикагской конвенции. Ее будут называть Фестивалем в Чикаго. У ребят было утомительное путешествие, и они поинтересовались, не смогла бы я приютить их здесь на несколько дней, прежде чем они отправятся в город.

— Революционеры с пылающими глазами? — весело пошутил Сэм Холланд.

— Они не революционеры, а скорее уравнители. О них ходят слухи, будто время от времени они даже бреются и носят туфли. И в довершение ко всему, Сэм, они почитатели твоего таланта.

— Ну тогда пусть приезжают.

— Места всем хватит, — пробормотала Филисия. — Когда, по-твоему…

— Они сказали, что приедут в понедельник. — Девушка повернулась к матери, последние прямые лучи солнца осветили ее лицо и превратили глаза в темные полумесяцы. Она улыбнулась, и на фоне полной нижней губы сверкнули безупречно ровные и белые зубы.

От выпитого джина у Филисии разболелась голова. И может, от переедания, беспокойно подумала она.

В покрасневших глазах Кэрол, казалось, прячется смех, только сейчас это был беспокойный смех, как будто она смакует про себя какую-то язвительную шутку.

Филисия Холланд отвернулась, неожиданно почувствовав себя пьяной и глупой. Она обнаружила, что с трудом может сконцентрировать внимание.

— Может, немного отдохнешь, мама? Посмотри телевизор, а я пока все уберу.

— О, Кэрол! Я не могу тебе позволить возиться с грязной посудой. — Ей показалось, будто ее голос доносится откуда-то сбоку от нее.

— Я настаиваю на том, чтобы помыть посуду, — повторила девушка, продолжая улыбаться. — Я, правда, настаиваю, мама.

Как и большинство кошмарных снов, этот тоже начинался вполне невинно.

В детстве ее любимой игрушкой было стеклянное пресс-папье.

Ей нравилось, что если его сильно потрясти, то внутри поднималась метель. А если поднять вертикально обеими руками, то метель превращалась в мягкий снегопад. Снег накрывал белым одеялом вечнозеленые деревья и миниатюрный коттедж с красной черепичной крышей.

Видишь освещенное окно?

Да, вижу, ответила Филисия, торжественно глядя в стекло.

Посмотри повнимательнее. Видишь в коттедже маленькую девочку? Она уютно устроилась в постели, а на крыше домика лежит снег.

О, да!

Настало время и тебе идти спать, Филисия.

Пожалуйста, можно мне подержать его, попросила она сонным голосом.

Подержи, если хочешь. Ложись, я тебя накрою. Тебе тепло? Держи его крепче и спи хорошо. Приятных сновидений, Филисия.

Спокойной ночи, Кэрол, ответила она. Спокойной ночи, Сэм.

Спокойной ночи, сказал Сэм Холланд и улыбнулся ей сверху вниз. Он стоял в изножьи кровати и казался сейчас очень высоким.

Филисия зевнула. А утром мы все полетим в Париж, сказала она.

Кэрол из сна протянула руку к лампе.

А сейчас выключаем свет.

Выключаем свет, радостно повторила Филисия.

Девочка крепко сжала пресс-папье, будто кто-то хотел отнять его у нее. Снег продолжал медленно кружиться, пока маленькая девочка лежала в теплом и уютном домике в своей детской кроватке.

Постепенно очертания ее комнаты превратились в очертания стеклянного пресс-папье. Они расширялись и сжимались с каждым вдохом, как стеклянный воздушный шар. Прямые линии исчезли. В ответ на решающие изменения в музыке, которую она скорее чувствовала, чем слышала, на смену прямым линиям пришли изгибы. Они кружились над ней и блестели, как лунная дорожка на ночной воде. Временами они принимали неопределенные очертания человеческих фигур. Эта фантасмагория показалась ей старой, но не внушала страха. Не внушала по крайней мере до тех пор, пока ребенок спокойно спал в ее нежных руках.

Но она зачем-то отвлеклась, а в это время внутри пресс-папье произошли перемены. Перестал идти снег, и стекло неожиданно стало горячим на ощупь. Филисия тревожно потрясла его. И в этот миг коттедж вспыхнул ярким пламенем.

Она изумленно смотрела на домик. Потом стала испуганно царапать непроницаемое стекло ногтями. Температура росла очень быстро. Из горла Филисии вырвалось рыдание. Девочка, проснись, девочка может сгореть… во всем виновата она.

Она должна отнести его Кэрол. Кэрол дала ей пресс-папье и наверняка знает, что теперь делать.

Филисия соскользнула по длинному-предлинному склону кровати на пол и двинулась к двери. Дверь расширилась, как петля, чтобы пропустить ее. Коридор превратился в призму, уставленную ледяными зеркалами, а стены плавно переходили в пейзажи. В конце коридора виднелась причудливая лестница. Домик в пресс-папье горел и горел, и ее паника росла. Она закричала и услышала звон колокольчиков, закончившийся глухим кашлем механизмов. Вогл, вогл, вогл и дальше предательское эхо, стихающее в пустоте. Потом тишина, прерываемая только безнадежным плачем маленькой девочки из горящего домика.

Филисия дотронулась до двери в комнату Кэрол, и комната медленно покачнулась, словно… памятник, падающий с пьедестала. Послышался рев… вспышка яркого света и громкий звук заставили ее замереть на месте.