Тэми Хоаг - Забыть всё

Она опрокинула коробочку на ладонь и аккуратно расправила цепочку, подняв ее и распутав, словно золотую нить.

На цепочке висела золотая фигурка.

Фигурка женщины, победно вскинувшей руки.

Такая же, какая была у Карли Викерс на фото с плаката.

У Энн кровь застыла в жилах.

Сердце забилось так быстро, что она едва не упала в обморок. Ее руки дрожали, и маленькая фигурка заплясала, отражая блики света лампы.

Откуда Томми мог взять ее? Есть ли какая-то разумная причина, по которой он смог получить цепочку, которую получают женщины, прошедшие программу Томасовского центра и успешно вышедшие в жизнь?

В замешательстве она постаралась найти в происходящем какой-нибудь смысл. Нашел ли он его в чаще? У Лизы Уорвик могла быть такая же цепочка? Она могла упасть и затеряться в грязи среди листьев. Томми мог поднять ее, когда они с Вэнди сидели и ждали за желтой лентой — после нахождения трупа и до ее прибытия туда.

Это казалось малоправдоподобным, но ей хотелось верить. Поразительно, что готов выдумывать разум, лишь бы найти смысл в недостоверной информации, заполняя пробелы на свой манер.

Если Фрэнк Фарман убийца, как предполагают репортеры, может, цепочка была у Дэнниса, и каким-то образом она досталась от него Томми.

Ну да. Так Дэннис и отдаст что-то Томми. Это Дэннис скорее бы избил Томми и отнял у него цепочку. Невозможно придумать версию, по которой могло бы быть иначе.

Отец Вэнди много работал в центре. Может быть, цепочка каким-то образом попала в руки Вэнди, а она отдала ее Томми.

Питер Крейн тоже работал в центре.

Но цепочка полагалась только женщинам, прошедшим программу. Даже сама Джейн Томас не имеет такой.

Конечно, этому должно быть разумное объяснение. Незачем думать, будто здесь есть какая-то проблема… но она думала.

Энн взяла цепочку и стала ходить по комнате, зажав ее в кулаке, как будто эта цепочка могла с ней заговорить.

Придется спросить Томми. Или, может быть, показать его отцу? Должен же быть какой-то ответ.

Лучше раньше, чем позже, подумала она, когда зазвонил звонок и она открыла дверь Питеру Крейну.

— Шрам останется, — сказал Винс.

— Только один? — спросил Мендес.

— Конкретно этот женщинам понравится, — сказал он, указывая на красную линию, которая прорезала щеку детектива. — А что касается тех, которых не видно…

Он многозначительно пожал плечами и сел на каменную скамейку рядом с Мендесом, положив руки на бедра.

Они сидели на улице, и никто из них не обращал внимания на холодный ночной воздух. Пахло лавандой и розмарином с ноткой океана, протянувшегося за холмами на западе. Но не порохом и смертью.

Репортеры наконец отбыли, после того как Диксон отказал им в интервью и послал куда подальше. То, что произошло в стенах офиса шерифа, могло бы стать сенсацией, но еще это была семейная трагедия, которой хватило на одну ночь.

Приехала «скорая». Мендес отказался ехать в больницу. Искупавшись в крови, мозгу и фрагментах кости, он решил, что из-за царапины на щеке не стоит терять времени. Ведь он мог умереть с такой же вероятностью, как и Фрэнк Фарман.

— Не хочешь поделиться аптекой, которую таскаешь с собой? — поинтересовался он у Леоне.

Винс извлек бутылочку с лекарством и высыпал ему в руку несколько таблеток.

— Советую взять белую длинную, — сказал он. — Только если у тебя нет приступа, конечно. Тогда на твоем месте я бы взял розовую.

Мендес поднял бровь.

— Приступа?

— Пуля вошла вот здесь, — сказал Винс, указывая чуть пониже правой скулы, где на коже выделялся кусочек новой кожи размером чуть меньше монеты в десять центов. Люди редко замечают чужие шрамы. Усы, которые он отрастил с тех пор, как Мендес виделся с ним последний раз, привлекали внимание куда больше.

— Пуля?

— Мне что, опять вызывать «скорую»? — спросил Винс. — Ты за мной все повторяешь.

— Какая пуля?

— Если бы я успел ее разглядеть, — с сарказмом ответил он. — Поверни я голову — и у меня был бы такой же очаровательный «след от бритвы», как у тебя. Или искусственный глаз. Моей бывшей жене нравились пираты из романтических рассказов.

— Что случилось?

— Версия «Ридерз дайджест»: наркоман с дешевым двадцать вторым. Вот ведь беда с этими малокалиберными пистолетиками — то, что входит в жертву, не всегда выходит обратно.

— Ты разгуливаешь с головой, полной свинца? — изумленно воскликнул Мендес.

— Правда, это многое объясняет?

— Вообще-то да.

— Официально я на больничном.

— Но почему ты ничего не говорил?

— Ну… потому что не хотел, чтобы кто-то знал, — сказал Винс. — Можешь называть меня параноиком, но мне кажется, что люди воспринимают тебя по-другому, когда знают, что у тебя в голове пуля.

— Ты должен был умереть.

— Ну да. Но не умер, — произнес он, и на его лице отразилась тень широкой белозубой улыбки. — Жизнь — это старая смешная собака. На нее нельзя надеяться, сынок.

Они ненадолго замолчали. Два полицейских джипа проехали мимо них и въехали на парковку позади здания. Очередная ночь в офисе шерифа. Шоу закончилось.

— И ты действительно собираешься уходить?

Винс кивнул.

— Если я не знал этого, когда приехал сюда, то теперь знаю. Сегодня я это понял. Не хочу кончить, как старина Фрэнк, сынок; служить вешалкой для формы, — сказал он. — Когда работа — это все. Когда живешь ею. Когда становишься ею. Я там был, ну и хватит. Люби свое дело. Не пойми меня превратно. Делай свою работу со страстью. Но не позволяй ей стать твоей единственной любовью.

— И что ты будешь делать?

— Может, преподавать, консультировать, искать новых агентов, как в старые добрые времена. Я хочу жениться и жить. А в конце дня хочу мягкое место, на которое можно положить свою изрешеченную пулями голову, а не дешевую подушку в «Холидей-инн». Пора такому молодцу, как ты, вступать в игру, а мне — уходить на покой.

— Ты считаешь, я смогу работать в управлении психологического анализа поведения?

— Тебе придется попотеть на расследованиях, но, в общем, да. У тебя есть голова на плечах, Тони. Я бы хотел, чтобы ты подумал об этом.

— Подумаю.

— Переманиваешь моего лучшего детектива, Винс? — спросил Кэл Диксон, подходя и занимая последнее свободное место на скамейке. Как и Мендес, он принял душ и переоделся в раздевалке, сменив форму, запачканную кровью Фрэнка Фармана, на джинсы и свитер.

Винс раскинул руки.

— Что сказать? Я сукин сын. Я хочу, чтобы он использовал свои возможности по полной.

— Я закрою на это глаза, — произнес Диксон. — Ты сегодня спас мою задницу.

— Ты сам все сделал. Я только трепался. Монашки часто надирали мне задницу за излишнюю говорливость, — сказал Винс. Он подождал, пока его остроту оценят, и сменил тон. — Жаль, что так вышло с Фрэнком.