Коди Макфейден - Человек из тени

Глаза женщины теплеют. У нее замечательная улыбка.

— Многие великие люди ели руками, дорогая. Доверьтесь мне. Подождите тридцать секунд и выходите.

— Спасибо.

Я благодарю ее от всего сердца и знаю, что она это понимает.

Она молча выходит из дамской комнаты. Я жду чуть больше, чем тридцать секунд, и следую за ней. Выглядываю из-за угла и не могу сдержать удивления: брови ползут вверх. Женщина стоит у нашего столика и грозит Келли пальцем. Я быстро подхожу.

— Есть люди, которым хочется пообедать в тишине, — говорит женщина.

Тон скорее укоризненный, чем обвиняющий. Моя мама была мастерица на такие штучки.

Келли сердито смотрит на женщину. Я чувствую, как сгущаются тучи, и спешу на помощь. Женщина оказала мне услугу, нужно позаботиться, чтобы она не пострадала.

— Келли, — говорю я подруге, кладя руку ей на плечо, — нам пора идти.

Келли продолжает хмуриться, но женщина спокойна, как щенок, развалившийся на солнце.

— Келли, — повторяю я настойчиво.

Она смотрит на меня, кивает, встает и надевает темные очки роскошным жестом, вызывающим у меня восхищение. 9-9-10 — такой вердикт вынесли бы судьи, почти идеальный результат. Олимпийские игры снежных королев в этом году проходят в жаркой обстановке, толпа ревет…

— Чем скорее мы уйдем, тем лучше, — говорит она презрительно, хватает сумку и кивает женщине: — Всего доброго.

«Чтоб ты сдохла», — уточняет ее тон.

Я тороплюсь уйти. Бросаю взгляд через плечо на женщину. Она одаряет меня очаровательной улыбкой.

Доброта незнакомых людей еще раз приходит мне на выручку.

Обратный путь отмечен ворчанием Келли. Я киваю и что-то бормочу в ответ на выпады против «старых кошелок», «сушеных летучих мышей» и «элитных мамочек». Я думаю о том тоскливом взгляде, который так не подходит моей подруге.

На парковке я решаю, что на сегодня достаточно. «Навещу заместителя директора в другой раз».

— Спасибо, Келли. Скажи Алану, что вскоре навещу вас опять. Хотя бы для того, чтобы поздороваться.

Она грозит мне пальцем:

— Обязательно скажу, лапонька. Но не смей больше игнорировать телефонные звонки. В ту ночь ты потеряла не всех, кто тебя любит. У тебя остались друзья, и не только по работе. Не забывай об этом.

Она садится в машину и уезжает. Главное, чтобы последнее слово осталось за ней. Такая уж у нее манера. И я рада, что она не изменилась.

Я сажусь в машину и понимаю: сегодня был новый день. Жизнь продолжается. Не стоит вышибать себе мозги.

Да и как я могу это сделать? Ведь я не в состоянии поднять собственный пистолет.

Я провожу ужасную ночь, вижу прямо-таки хит ночных кошмаров. В нем присутствует Джозеф Сэндс в костюме демона, а Мэтт улыбается мне окровавленным ртом. Затем мне снится Келли в «Сабвее», она отрывает взгляд от печального листка бумаги, достает пистолет и стреляет пожилой даме в голову. После этого она начинает с бульканьем тянуть из стакана через соломинку, губы у нее неестественно красные и толстые. Она ловит мой взгляд и подмигивает мне. Она похожа на одноглазого вампира.

Я просыпаюсь дрожа и соображаю, что звонит телефон. Смотрю на часы. Пять утра. Кто может звонить в такое время? Мне никто не звонил с утра пораньше с той поры, как я ушла в отпуск.

Жду, когда прекратится дрожь, и беру трубку.

— Алло?

Через секунду молчания голос Келли:

— Привет, лапонька. Извини, что разбудила, но… Тут у нас кое-что, тебя касающееся.

— Что? Что случилось?

Пауза. Меня вновь охватывает дрожь. Теперь от злости.

— Черт возьми, Келли. Говори.

Она вздыхает.

— Ты помнишь Энни Кинг?

Я удивляюсь:

— Помню ли я ее? Да, я ее помню. Моя близкая подруга. Переехала в Сан-Франциско примерно десять лет назад. Но мы обязательно созваниваемся, хотя и нечасто. Я крестная мать ее дочери. Так что я ее помню. Почему ты спрашиваешь?

Келли шепчет в сторонку:

— Черт. — Она произносит ругательство так, будто кто-то ударил ее в живот. Затем продолжает обычным тоном: — Я не знала, что она твоя подруга. Думала, что просто давняя знакомая.

Я чувствую, как меня охватывает ужас. Ужас и догадка. Я знаю, что случилось. Вернее, я думаю, что знаю. Но мне нужно услышать это от Келли, прежде чем я поверю.

— Говори.

Она тяжело вздыхает и неохотно сообщает:

— Она умерла, Смоуки. Убита в собственной квартире. Дочь жива, но находится в ступоре.

Кажется, рука онемела: я боюсь выронить трубку.

— Где ты сейчас, Келли? — спрашиваю я.

— В офисе. Мы собираемся отправиться на место преступления на частном реактивном самолете через полтора часа.

Даже через шок я ощущаю глубокое сомнение в голосе Келли. Понимаю: есть что-то, чего она не хочет говорить.

— В чем дело, Келли? О чем ты умалчиваешь?

Несколько секунд колебаний, затем еще один вздох:

— Убийца оставил для тебя записку, лапонька.

Я некоторое время сижу молча. Не могу сразу врубиться.

— Встретимся в офисе, — говорю я и кладу трубку, не дожидаясь ответа.

Я сижу некоторое время на краю постели. Обхватываю голову руками, пытаюсь заплакать, но глаза остаются сухими. Почему-то так еще больнее.

Еду в офис. Еще нет и шести часов. Раннее утро — лучшее время в Лос-Анджелесе для автомобилиста. Единственное время, когда на дорогах нет пробок. Большинство людей за рулем в это время направляются к чему-то дурному или возвращаются после чего-то дурного. Я хорошо знаю эти ранние утра. Я вела машину сквозь туман и серый свет начинающейся зари много раз, спеша на место кровавого преступления. Как и сейчас. Всю дорогу я думала об Энни.

Мы с Энни познакомились в средней школе, когда нам обеим было по пятнадцать лет. Она вскоре должна была возглавить группу поддержки школьной футбольной команды, я же была бесшабашной хулиганкой, покуривавшей травку и любившей все быстрое. В иерархии средней школы мы никак не должны были пересечься. Вмешалась судьба. Во всяком случае, я всегда так считала.

Месячные пришли как раз посредине урока математики, и я с разрешения учительницы схватила сумку и бросилась к туалету. Месячные у меня начались всего восемь месяцев назад, я к ним еще не привыкла и жутко смущалась.

Я заглянула в туалет и с облегчением увидела, что там никого нет. Я заскочила в кабинку и только собралась решить проблему, как услышала всхлипывания, они заставили меня замереть с прокладкой в руке. Я затаила дыхание и прислушалась. Всхлипывания повторились и перешли в тихое рыдание. Кто-то плакал в соседней кабинке.

Я всегда была жалостлива к страдальцам. Ребенком мечтала стать ветеринаром. Если мне встречалась подбитая птица, собака, кошка или другое ползающее или бегающее существо, я обязательно тащила его домой. Чаще всего мои найденыши не выживали. Но те, которым повезло выздороветь, поддерживали меня в крестовом походе против смерти. Сначала родители считали мое пристрастие к калекам забавным, но после очередного путешествия к ветеринару пришли в раздражение. Впрочем, оно не привело к запрету на мои деяния в стиле матери Терезы.