Мартин Лэнгфилд - Ларец Зла

Очнувшись, он вдруг понял, что голоден. На пути домой, пожалуй, надо будет заглянуть в придорожную забегаловку со смешным названием «Тик-так», где он обычно ужинал, когда Кэтрин не было дома. Она вся сверкала хромовыми поверхностями и неоном, как какая-нибудь шарманка. Он знал, что на Восьмой авеню стоит еще один «Тик-так» — в вестибюле гостиницы «Нью-йоркер». Он и там бывал регулярно. Порой его разыгравшееся воображение рисовало ему фантастические сцены: он заходит в «Тик-так» в Нью-Джерси, а когда выходит — оказывается на Восьмой авеню…

Тик-так, тик-так, тик-так-ту… [20] Тик-так-ту (Tic-Tac-Toe) американский вариант игры в крестики-нолики. Ага, вот оно!

Он выхватил из кармана блокнот, ручку и торопливо набросал на чистом листке бумаги нехитрую схему:

Три игровые решетки, в которых уместился весь английский алфавит — слева направо и сверху вниз. В первой были буквы от А до I, во второй — от J до R, и в последней — от S до Z. Итак, E, к примеру, располагалась в полном квадрате, B — в том, что был открыт сверху, а H — в открытом снизу. Хорошо! Друг от друга они отличались еще и тем, что в одних было по одной точке, в других — по две, а предпоследний и вовсе пустовал. Что ж, остается предположить, что квадрат с одной точкой соответствует буквам из первой решетки, тот, что с двумя точками, — из второй решетки, а предпоследний — из третьей.

Прекрасно! Превосходно! Пора разгадывать зашифрованную надпись! Заинтригованный, Роберт аккуратно вывел на новом листке бумаги последовательность букв:

Q…E…L…E…L…B…E…Q…D…E…A…S…H.

Бессмыслица. Полная и абсолютная бессмыслица…

Но Роберт знал, чувствовал, что вплотную подобрался к разгадке и осталось совершить лишь последний, крошечный шаг. Может быть, стоит объединить буквы I и J в одну и так же поступить с U и V? Роберт знал, что гробовщики и даже типографские наборщики часто так поступали из соображений экономии. В этом случае букв в решетках станет на две меньше и они несколько сдвинутся влево. И что мы получим?

«R…E…M…E…M…B…E…R…D…E…A…T…H». [21] «Помни о смерти» ( англ. ).

— Вот это уже совсем другое дело… — пробормотал Роберт, чувствуя, как холод заползает ему под рубашку.

Он вскочил на ноги и крепко выругался, пытаясь отогнать тем самым подступившую панику. Вынув из кармана телефон и сделав несколько снимков, он загрузил их на сайт.

— Отлично, дружище. Не забудь это изречение. Оно тебе пригодится позже. А теперь ступай на север и иди до тех пор, пока твой телефон вновь не поймает спутник. Затем иди за стрелкой. А теперь лови небольшое стихотворение. Это подсказка. Мне только что прислали его эсэмэс. Вчитайся и запомни наизусть.

— Какое стихотворение? Кто тебе его прислал, Терри? Почему именно сейчас? Они что, откуда-то узнали, что я разгадал шифр?

— Я уже говорила, что все указания получаю от Сторожа. Адам предупреждал, что ему необходимо верить и беспрекословно его слушаться. Читай стихотворение. Оно поможет тебе отыскать первый тайник. Я получила его на свой телефон через несколько секунд после того, как ты загрузил на сайт фотографии разгаданного шифра. Так что считай это стихотворение наградой за отлично выполненное задание.

— Так этот памятник сам по себе не тайник?

— Нет, но тайник близко. Прочти стихотворение и не забудь переписать его себе в блокнот, чтобы оно в нужный момент всегда было перед глазами.

Роберт со вздохом повиновался.

В трубке вновь зашуршало, потом он услышал:

— Понял? Вперед.

Он двинулся на север вдоль Бродвея и вскоре оказался в том месте, где асфальт был украшен пятиконечными золотистыми звездами в память о героях 50-х годов — в основном великих спортсменах и крупных зарубежных гостях, — которым устраивали на главной улице Манхэттена пышные народные встречи.

Обгоняя неторопливых прохожих, Роберт миновал справа от себя скульптуру в форме красного куба, невесть как державшегося на тонком стержне, и повернул на запад, где дома расступались, открывая за собой вид на величественную и скорбную пустошь Нулевого уровня.

Почти бегом он пересек Кортленд-стрит, быстро прошел мимо универмага «XXI век», мимо галантерейного магазинчика в здании Нью-Йоркской фондовой биржи и вскоре оказался перед часовней Святого Павла. Там-то его и застиг очередной сигнал со спутника, уведомивший о погрешности в 43 фута. Стрелка показывала на запад. И он пошел туда.

Он пересек Черч-стрит и вплотную приблизился к ограждению Нулевого уровня. Прижавшись лбом к холодному металлу, он неподвижно взирал на гигантский крест, возведенный из двух арматурных балок обрушившихся башен Всемирного торгового центра. Это была священная яма — земля, насквозь пропитавшаяся горем и ненавистью, но не отягощенная злом. И в этом кресте было что-то глубоко символическое, сакральное. Он словно олицетворял собой… великое прощение. Во всяком случае, он призван был олицетворять собой это чувство. А простил ли сам Роберт? Он попытался заглянуть в свою душу, чтобы отыскать ответ на этот вопрос… и не смог.

— Терри, ты куда провалилась? Я на месте или как? — буркнул он, неприязненно глядя на потухший экран телефона.

Ответом ему было молчание.

Так он стоял и стоял до тех пор, пока на экране вновь не зажглась стрелка, которая приказывала ему вернуться к церкви. Выходит, он слишком далеко зашел на запад. Он вошел в церковный двор через ворота, которые смотрели на Нулевой уровень, и увидел, как телефон начал отсчитывать дистанцию до цели:

184 фута, 181… на восток… 44 секунды до объекта… 43… скорость движения 2,5 мили в час… 150 футов… 147…

Он шел по пешеходной аллее церковного кладбища — параллельно Фултон-стрит…

96 футов… скорость движения 2,5 мили в час… вы находитесь в непосредственной близости от объекта… 69 футов… 37 футов…

Экран телефона внезапно, без всякого предупреждения, погас.

Встряхнув аппарат, Роберт крепко выругался, затем вынул блокнот и заново перечитал стихотворную «подсказку», присланную ему Терри. Нужно идти вперед, пока не наткнешься на что-то египетское… связанное с числами…

Он сделал несколько шагов вперед, поднял глаза и увидел перед собой высокий обелиск из серого камня. На западной его грани виднелись выбитые цифры и буквы, на восточной — полустертое имя… Кажется, Томас Эддис… И какая-то эпитафия, которую уже почти невозможно было прочитать.