Роберт Мазелло - Зеркало Медузы

— Ты голоден? — спросил Джорджо у чертовой совы.

Он встал, чтобы покормить покалеченную птицу. Через несколько минут парень принялся завязывать шнурки рюкзака. Эшер прислушался. Неужели он закончил свои сборы? Внезапно Джорджо щелкнул пальцами, словно что-то вспомнил. Ошибки быть не могло. Он направлялся к шкафу. Возможно, за этими старыми ботинками. Эрнст приподнялся, вытаскивая из-за пояса оружие.

Дверь открылась, и, поскольку итальянец уже нагнул голову, Эшер наотмашь ударил по ней рукояткой пистолета. Его рука походила на гидравлический молот. С силой проблем не было, но из-за стесненности пространства он попал парню не в лоб, а в переносицу. Оглушенный мужчина отступил на шаг, не понимая, что с ним случилось. Эшер вышел из шкафа и направил мощный хук в его подбородок. Джорджо сначала пролетел над креслом, затем жестко упал на пол, ударившись головой о тумбу стола. Он потерял сознание. Из сломанного носа и рассеченной губы хлынула кровь.

Юлиус выглянул из-за шторы и раздраженно спросил:

— Что тут, черт возьми, происходит?

Эшер уже обшаривал карманы итальянца. В бумажнике, помимо лир, он обнаружил университетский пропуск, на котором указывалось, что Джорджо Капальди являлся старшим преподавателем на факультете истории. Эрнст забрал себе его деньги и смартфон.

— Он мертв? — не отходя от окна, спросил Юлиус.

— Нет. Но когда малыш очнется, у него будет болеть голова.

Перетащив итальянца в спальную, Эшер бросил его на кровать. Он осмотрелся по сторонам, срезал шнур телефона и связал им запястья мужчины.

— Может быть, поможешь? — рявкнул он Юлиусу, который наблюдал за ним через открытую дверь. — Найди шарф или какие-нибудь носки.

Он привязал руки Джорджо к спинке железной кровати. Янтцен протянул ему шелковый шарф. Эшер запихал его в рот старшего преподавателя, после чего завязал концы на затылке и, приподняв голову жертвы, подложил под нее подушку.

— Вот и все.

Повернувшись, он открыл ящики прикроватной тумбы и высыпал их содержимое на пол. На туалетном столике стояла коробка с дешевыми ювелирными украшениями. Он разбросал их по всей комнате и для пущей убедительности сунул пару ожерелий и сережек в карман своих брюк. Янтцен стоял у двери и, словно под гипнозом, смотрел на Эшера.

— Пойдем, — сказал ему Эрнст.

Он потащил напарника к двери. Сбросив по пути несколько вещей на пыльный пол, Эшер ударом ноги сбил насест совы. Птица прыгнула на кучу книг, возмущенно ухая и размахивая крыльями. На лестничной площадке Эрнст остановился и прислушался. Тихо закрыв дверь, они спустились к входной двери и вышли на улицу. В дополнение ко всем неприятностям, на лобовом стекле «вольво» из-под дворника торчала штрафная квитанция.

— Я не буду оплачивать ее, — обретя вновь голос, запротестовал Янтцен.

— Я тоже, — сказал Эшер, разрывая квитанцию. — Поехали отсюда!

Как долго это длится, мрачно думал Дэвид. Поиски «Медузы» отнимали много времени. Пока его сестра умирала от рака, он находился здесь, в тысячах миль от нее, разыскивая упоминания об античном зеркале, которое якобы могло дать шанс на спасение Сары. Когда он вчера вечером позвонил в Чикаго, она уже вернулась домой, но ее голос по-прежнему был слабым. Доктор Росс перевел ее на новый режим процедур. Еще рано судить о результатах. Хорошо, что у нее не выявили отрицательной реакции на новые препараты.

— Они говорят, что это хороший знак, — сказала Сара, стараясь не выдавать своего отчаяния. — Многие кандидаты выбыли из программы из-за плохой переносимости лекарств.

Дэвид тоже пытался проявлять энтузиазм. Иногда к их беседе подключался Гэри. Казалось, все они исполняли роли в каком-то милом спектакле. Гэри спросил его о повышении по службе, и Дэвид ответил:

— Если я выполню данное мне поручение, то меня точно повысят в должности.

Сара сказала, что у него все получится. Она всегда была его ярой сторонницей. Но когда Дэвид отключил телефон, он настолько расстроился, что не мог заснуть несколько часов. И это объясняло, почему он теперь был таким рассеянным. Лучи утреннего солнца вливались в окна читального зала Академии ди Белла Арти. Сняв очки, он потер глаза и зевнул.

Они с Оливией провели три дня в нише библиотеки «Лоренциана», рассматривая наброски, чертежи и манускрипты Челлини. В основном, это были трактаты мастера по скульптуре и литью золотых изделий, а также несколько вариантов его незаконченной автобиографии. Дэвид надеялся найти какое-нибудь упоминание о «Медузе» или ссылку, которая могла бы указать на правильное направление поиска. Но они пока не обнаружили никаких зацепок.

Чтобы ускорить сбор информации, Дэвид оставил Оливию в библиотеке «Лоренциана», а сам совершил десятиминутную прогулку, пройдя по пьяцце Сан-Марко до Академического архива, где хранился Кодекс 101, S — еще один черновой вариант автобиографии Челлини. В бытность свою фулбрайтовским стипендиатом он познакомился с директором архива, профессором Риччи. Хотя с тех пор прошло много времени, профессор ничуть не изменился. Вместо дряхлого старика, которого он ожидал увидеть, перед ним появился все тот же бойкий пожилой мужчина в своих неизменных тапочках и с хвостиком футболки, торчащим из штанов. Шаркая ногами, он буквально скользил по гулким коридорам и залам Академической библиотеки, основанной в 1561 году самим Козимо де Медичи. Кожа профессора была такой же желтой и морщинистой, как древняя бумага.

— Значит, вы решили написать статью о нашем Бенвенуто? — спросил Риччи в той панибратской манере, с какой флорентийцы относились ко всем своим легендарным мастерам.

Он придвинул к Дэвиду манускрипт и с гордостью осмотрел кабинку, в которой они сидели.

— В «Лоренциане» тоже имеются хорошие документы, — ухмыльнувшись, добавил профессор. — И доктор Валетта неплохо справляется со своей работой. Но у них там церковная лавочка, а мы сродни музею!

Дэвид понял, что наблюдает межведомственное соперничество.

— Там правят бал предрассудки! А у нас в Академии торжествует разум.

Дэвид улыбнулся.

— На самом деле я не пишу статью о Челлини, — признался он. — Мне нужно найти доказательство того, что им был сделан некий предмет. Медальон, на лицевой стороне которого изображена Медуза.

Синьор Риччи почесал седую щетину на подбородке и задумчиво сказал:

— Я никогда не слышал о таком медальоне. Он делал голову Медузы, но только один раз. Для статуи Персея. — Профессор покачал головой. — Мне кажется, вы ошибаетесь, мой друг.

Это было последнее, что хотел услышать Дэвид. Если медальона никогда не существовало, он не сможет заставить миссис Ван Оуэн выполнить обещание. Он не сможет заявить претензии на деньги — тем более что она не предлагала утешительный приз. И, что самое главное, эта женщина откажется от своей клятвы… и не будет спасать жизнь Сары. Нет, Дэвид не мог выпустить ту тонкую соломинку, за которую цеплялся. У него не оставалось выбора.