Жан-Марк Сувира - Фокусник

Хозяин бара в последний раз предлагает ему опрокинуть стаканчик — завсегдатаи бара, сидящие за стойкой, смотрят на него с любопытством: уж они-то не заставили бы лишний раз просить себя, согласились бы сразу.

— Светлое пиво с лимонадом, пожалуй, — отвечает Лекюийе.

Клиенты бара удрученно качают головами на такой несерьезный выбор. Когда вам предлагают выпить за счет заведения — не заказывают лимонад, даже если в него добавлено немного пива. Учитывая время дня, следовало бы отдать предпочтение паре порций пастиса. В крайнем случае хорошую кружку пива! Лекюийе медленно потягивает освежающий напиток. Хозяин задает ему несколько вопросов, он отвечает. Лекюийе выходит из бара с двумя евро чаевых.

Оказавшись наконец в машине и захлопнув за собой дверцу, он испытывает насущную необходимость отдышаться. Мальчик не выходит у него из головы. Он плавно трогается, направляясь в сторону дома. Добравшись до своего квартала, он паркуется на бульваре Бланки, возле перекрестка с улицей Сен-Диаман. Арно Лекюийе поднимается по улице Мулен-де-Пре, входит в бакалейный магазин, покупает там себе готовое мясное рагу, кусок сыра и круглый хлеб в целлофановой упаковке. Если бы в этот момент кто-нибудь обратил на него внимание, то сказал бы: вот маленький, задавленный жизнью человек, затоварившись продуктами, бредет, опустив голову, по улице Жерар в сторону улицы Самсон. Если бы тот же самый случайный прохожий мог прочитать мысли этого «маленького задавленного жизнью человека», он бы в страхе метнулся прочь. Лекюийе беседует с демонами. Они думают лишь об одном — об убийстве.

Физически Арно Лекюийе изменился с момента своего выхода из тюрьмы. Прежде всего он постепенно перешел от состояния общего отупения к иному ритму жизни: теперь он всегда настороже. Он стал гораздо более уверен в себе. Еще он постоянно следит за собой, стремясь контролировать свое поведение, выглядеть незначительным и нерешительным. При этом он знает, что взгляд выдает его и ему следует прятать его за солнцезащитными очками, а также нужно контролировать манеру речи, говорить всегда тихим голосом и извиняющимся тоном.

В каком-то смысле у Арно Лекюийе только что закончился процесс мутации. Подобно некоему опасному животному он сменил кожу. Теперь на нем шкура хищника, без колебаний убивающего тех, над кем имеет огромную и всеобъемлющую власть. Его новый наряд не виден глазу. Он скрыт одеянием Фокусника. Но сам он ясно осознает, что за перемена в нем произошла, и гордится этим. Он чувствует свою силу.

Лекюийе за пятнадцать минут расправляется с ужином. Он механически съедает холодное рагу прямо из консервной банки, перед никогда не выключаемым телевизором, освещающим столовую бледными бликами. Очередной вызов к судье по исполнению наказаний очень злит его. «Подходящий же сейчас момент, чтобы отправляться на встречу с этим типом, только и знающим, что меня обрабатывать». Ему хочется уединиться в палатке со своей коллекцией. Оказавшись в своем мирке, он успокаивается и избавляется от дневной усталости и разочарования. Потом, умиротворенный, он выходит из палатки и, не раздеваясь, ложится на постель. В ожидании кошмаров, заставляющих его покрыться холодным потом и дрожать от ужаса каждую ночь, он засыпает около пяти часов утра.

У Мистраля вот-вот зазвонит радиобудильник. Сам же он уже несколько минут как проснулся и теперь слушает спокойное и ровное дыхание спящей Клары. Он выключает будильник и встает, стараясь шуметь как можно меньше. Полусонная Клара приходит к нему на кухню и выпивает чашку кофе; при этом она молча сидит, прижавшись к нему. Перед уходом Мистраль еще пару минут проводит в обнимку с Кларой.

Он договорился встретиться с Венсаном Кальдроном на набережной Орфевр, чтобы вместе отправиться в Туке. Мистралю не терпится встретиться с этим отставным полицейским и выслушать его соображения по поводу Фокусника. Он перечитал все дела и большинство газетных статей, в основном резко критиковавших полицию, но ему хотелось продвинуться дальше, быть в курсе того, что оказалось за рамками сказанного. Он инстинктивно чувствует; Перреку есть что рассказать — ощущения, впечатления… все эти неосязаемые мимолетности, не включаемые в протокол. Ему необходимо понять, какая обстановка царила в то время в следственном отделе. Кальдрон уже помог ему составить представление о царившей тогда атмосфере, но тот, кто руководил группой, наверняка может рассказать нечто, как говорится, не вошедшее в протокол.

До набережной Орфевр он добирается за двадцать минут. В половине седьмого улицы столицы еще полупустые. Прежде чем отправиться в свой кабинет, он идет в оперативный отдел, чтобы узнать, как прошла ночь. Судя по докладу дежурного по городу, ничего сколько-нибудь из ряда вон выходящего не произошло. Он выпивает чашку кофе с коллегами, отработавшими ночную смену, и отправляется инструктировать дневную смену.

Мистраль укладывает в дорожную сумку конверт для Жана Ива Перрека. В этот момент к нему присоединяется Кальдрон со стаканчиком кофе в руке.

— Ну, я готов. Можем отправляться хоть сейчас. Даже если не устраивать гонки, нам понадобится два с половиной часа, не более.

— Выступаем самое позднее в девять, — отвечает Мистраль, взглянув на часы. — Мне нужно переговорить с директором до отъезда. Еще я хочу позвонить заместителю прокурора и заверить его в том, что при ведении расследования руководствуюсь его замечаниями.

Ровно в девять они выходят на набережную Орфевр, по дороге встречая полицейских, спешащих на службу.

Кальдрон садится за руль своего «пежо»: Мистраль включает радио — информационный канал. Они обмениваются какими-то банальными фразами про погоду, про дорогу, про Фокусника. Кальдрон ведет спокойно. После традиционной пробки у ворот Майо машина пересекает Нейи, потом проезжает по длинному туннелю под кварталом Ла Дефанс, двигается по городским магистралям, переходящим одна в другую, и, наконец, выскакивает на национальную автостраду А-15. В сторону Парижа движение более плотное. А вот в северном направлении в это февральское утро вторника по мере удаления от столицы машин становится все меньше и меньше, и в какой-то момент автострада оказывается практически пустой. Теперь Кальдрон едет действительно быстро. Холодный серый день робко зарождается на севере Иль-де-Франс.

Мистраль достает из бардачка несколько дисков.

— Джаз не вызывает у вас отторжения?

— Нет. Регулярно слушаю.

Он бросает взгляд на диски и вставляет один в проигрыватель.

— Майлз Дэвис, — поясняет он просто.

Кальдрон кивает в знак одобрения. Спустя полчаса машина несется по Пикардии, а великий Майлз играет какую-то свою особо длиииинную композицию. Оба погружены в свои мысли. Мистраль глядит на дорогу, не видя ее, он постоянно думает о Фокуснике. Около половины одиннадцатого они останавливаются выпить кофе.