Фелис Пикано - Приманка

— Там неудобное место для наблюдения.

Вот и весь ответ.

— На вилле он тоже поставил на телефоны защиту от прослушивания. Он сам мне сказал.

— Мы работаем над этим. Пока никаких успехов.

— В любом случае, вы его так до паранойи доведете. Сбавьте пока обороты, а? Там становится жарковато.

— Дело не только в нас. Это всё Вега. От него все неприятности.

— Почему? Что он делает?

— Я вам уже сказал, — возмутился Лумис. — Он валяет дурака. Так, вернёмся к делу. Я хочу получать от вас сообщение как минимум раз в два дня, пока вы живете в доме. Лучше всего рано утром и поздно вечером. Тогда мои люди будет меньше привлекать внимание. Докладывайте абсолютно обо всем. И по-прежнему сохраняйте осторожность. Я не против, если он испугается. Чем больше он будет бояться, тем скорее по-настоящему ошибётся, и вот тогда-то мы его и прижмём.

Он дал ещё с дюжину указаний о том, что Ноэль должен или не должен делать. Ноэль слушал его в пол уха, всё ещё пытаясь понять, что его так зацепило сегодня во внешнем виде Лумиса. Черты лица заострились; возможно, он похудел. Губы словно кривились с презрительной усмешкой, и он выплевывал слова с холодной яростью, словно они были неприятны ему на вкус. Свои указания он подчеркивал, тыкая пальцем в отверстие в стене. Ноэлю вспомнилась старая немецкая овчарка, принадлежавшая кому-то из их с Моникой друзей, когда они были ещё подростками. Из вполне дружелюбной псины она превратилась в злобную тварь, готовую напасть на любое живое существо меньше себя размером. Он помнил даже, как она подпрыгивала в воздух, пытаясь дотянуться до низко летающих воробьев. В конце концов, она накинулась на собственного хозяина, и её пришлось усыпить. Вскрытие показало чрезвычайное уплотнение артерий мозга.

Кто-то зашел в уборную, чтобы воспользоваться писсуаром. Лумис осторожно вернул панель на место, потом спустил воду и вышел из кабинки. Ноэль дождался, пока оба уйдут, потом поднялся наверх и досмотрел фильм. Но выбросить из головы ту немецкую овчарку ему не удавалось на протяжении всего оставшегося дня.

— Файр Айленд? — Ноэль не верил своим ушам. — Мы же только что вернулись из Хэмптонса.

— Файр Айленд Пайнс, — уточнила Алана.

Они как раз заканчивали завтракать на задней террасе. Эрик и Маквиттер уже ушли внутрь.

— У Эрика там чудесный дом с видом на бухту, — добавила она. — Мы летим сегодня после обеда.

— Там он будет чувствовать себя спокойнее, чем здесь?

— Намного. Мы почти всех там знаем.

— Я был не в курсе, что у него там дом.

— Им пользовались менеджеры клубов. Кэл. Джефф Молчак. Рик и Джимми. Иногда туда целая армия наезжает. Тебе нужно пойти собраться. Мы летим в час.

— Но если вокруг будет столько народу, разве это не даст Эрику лишний повод для… ну, ты понимаешь? Вести себя так, как в последнее время с нами?

— В толпе всегда безопасней, разве нет? — спросила она, сама же себе отвечая.

Она казалось такой невозмутимой. Ноэль подумал, уж не ей ли принадлежало это решение.

— Там вечеринки, званые обеды, старые друзья, пляж, яхты. У него не останется времени думать о дурных вещах. Он будет слишком занят, — она просто ликовала. — Мне там тоже будет хорошо.

Значит, это была её идея! Ноэль не возражал. В городе с каждым днем делалось всё жарче, воздух становился всё грязнее и гуще. И он сможет собрать новую информацию для книги; этот проект в последнее время казался ему все более далеким и сложным. И насчет «Шёпота» он начинал сомневаться. Что-то изменилось.

— Ты уверена, что там ему будет спокойнее? — спросил Ноэль.

— Мне точно да, — ответила она, смеясь, и встала из-за стола. Она легко поцеловала его в щёку и убежала внутрь, заканчивать собственные сборы.

Начиная с этого момента, Ноэль чувствовал, что утратил почти весь контроль над ситуацией, который так тщательно выстраивал в последние недели, после того, что произошло с Рэнди в задней комнате «Le Pissoir».

Дело было не в том, что все две недели пребывания на Файр Айленде он был лишён контакта с Лумисом и «Шёпотом». Он вздохнул с облегчением, избавившись от того, что ему казалось ненадежными средствами связи. С той самой встречи с Лумисом в уборной кинотеатра, что-то тревожило его в Рыбаке и во всей операции. У него действительно не нашлось времени, чтобы написать сообщение, между объявлением Аланы за завтраком и той минутой, когда «роллс-ройс» доставил их к бассейну Ист-Ривер, где их ждали, гудя моторами, два нанятых Эриком гидросамолета. Лумис и сам скоро выяснит, куда они направляются. Их процессия была слишком заметной и слишком сильно бросалась в глаза, чтобы укрыться от внимания даже самого сонного оперативника «Шёпота».

Нет, дело было не в этом. Дело было в самом Файр Айленде, или, по крайней мере, в его двух преимущественно гейских общинах: Файр Айленд Пайнс и Черри-Гроув, где жили и развлекались Рэдферн и его друзья. После передышки в несколько недель Ноэль вдруг оказался в центре нескольких наиболее кричаще и открыто гейских поселений в стране, за два дня до главного праздника сезона — Четвертого июля. Пайнс была очагом тех самых проблем и вопросов, связанных с сексом, которые он так быстро отодвинул в сторону, и ему ни на минуту не удавалось об этом забыть. За каждым его шагом следили, но не шпионы и оперативники, а мужчины-геи в поисках секса; они заигрывали с ним, дотрагивались до него, подходили к нему и заговаривали так, словно были знакомы с ним сто лет; шипели ему вслед, проходя мимо по пляжу или дорожке; делали ему непристойные предложения вполголоса; громко обсуждали его друг с другом, чтобы ему было слышно; спрашивали у него, который час, хотя он ни разу не надевал там часов; просили зажигалку, хотя он не курил; пытались взять телефон; предлагали заняться сексом самыми разнообразными способами, часть из которых ему никогда и в голову не приходило относить к сексуальным практикам. Не имело значения, что он говорил, делал и во что был одет. Самая мешковатая одежда, которую ему удалось откопать в доме, все равно не помогала. Резкость только провоцировала заинтересованных просителей; они предлагали ему быть с ними ещё грубее и жёстче. Быть молчаливым и отстраненным оказывалось непросто, когда в ответ он слышал: «Кем она себя воображает?» или: «Бросай прикидываться, милый, мы всё про тебя знаем», — что бесило Ноэля ещё больше. То, что нравилось ему в «Хватке» и на Кристофер-стрит всего несколько месяцев тому назад, сейчас совершенно выбивало его из колеи; впервые в жизни он жалел, что не калека, не горбун, не урод.

Обстановка, в которой всё это происходило, была достаточно приятной; Ноэль не мог не признать этого в минуты объективности, которые случались с ним все реже и реже. Гидросамолеты высадили их на берегу бухты, всего в десяти метрах по едва закрывающей лодыжки воде от линии, за которой начиналась земля Рэдферна. Здесь, на восточной окраине общины, Эрик пару лет назад построил роскошный двухэтажный дом из кедра. С веранды второго этажа открывался великолепный вид на бухту Грейт Саут Бей, обрамленную общинами Сэйвилл и Пачога, где ночи напролет взрывались фейерверки всю первую неделю, что они провели на Файр Айленде. К западу и востоку остров сужался, и с этой высоты в обоих направлениях можно было разглядеть по несколько соседних городков, отделенных друг от друга лесом и дюнами. С самой высокой площадки на крыше был виден небольшой еловый лесок, спускающийся к крышам других домов, стоящих между домом Рэдферна и пляжем. Каждое утро с рассветом птицы устраивали настоящую какофонию, а днем носились повсюду. Семейства оленей, кролики и даже еноты втихаря объедали морские сливы и кусты узколистного лоха, окружавшие дом, но стоило зверям заслышать какой-нибудь звук, как они навостряли уши и скрывались в листве, бесшумно скользя или с треском ломясь сквозь ветви.