Дмитрий Петров - Нелюдь

Если уж Клоун вспомнил про милицейскую присягу и стал заклинать ею, то, значит, он на грани и больше ему нечего сказать…

— Присягу я давал давно, — сказал Скелет спокойно и медленно, четко проговаривая каждое слово: — С тех пор сколько воды утекло, сам подумай… И уволился я тоже очень давно. Так что свободен я от присяги, совсем свободен, вчистую. И не надейся, Клоун, на такие глупости. Уж что меня не остановит, так это присяга.

Клоун помолчал вновь. Он боролся с желанием убить Скелета тут же, немедленно, прямо за этим столиком.

Сделать это было невозможно. Не мог он этого сделать прежде, не мог и сейчас. Посмотрев с ненавистью на своего давнего мучителя, Клоун сказал в конце концов:

— Но это правда в последний раз?

Скелет задумался. Он спросил себя самого, правда это или он все еще обманывает Клоуна. Потом вспомнил о том, что Клоун действительно страшно рискует, если все-таки выполнит его требование. Его тогда точно убьют. А уж о том, что к нему никто больше не обратится, можно даже и не говорить.

— Ладно, — сказал он, наконец, помолчав достаточно и решив, что уже хватит мучить собеседника. — В последний раз. Обещаю тебе, что после этого ты меня больше никогда не увидишь и я ничего больше от тебя не потребую.

— И забудешь обо всем? — переспросил на всякий случай Клоун для верности.

— О чем? — осклабился Скелет. Ему нравилось играть с Клоуном, как кошка с мышкой. — О Гоше? — уточнил он. — Хорошо. И о Гоше забуду. Никто в Питере не узнает, кто был тот иуда, что всех заложил.

Он наслаждался ситуацией. Он был «на коне». Настоящий рыцарь без страха и упрека. Ланселот в поисках чаши святого Грааля…

— Только хочу предупредить тебя, Клоун, — сказал он напоследок. — С сегодняшнего дня я сижу дома днем и ночью. Жду твоего звонка. Если в течение двух недель не позвонишь — значит, ты просто не хочешь мне помочь… И не хочешь сообщить и показать то, что меня интересует. Понятно?

Клоун кивнул. Флюиды ненависти летели огненными снопами из его глаз прямо в улыбающееся лицо Скелета.

— И второе, — спокойно продолжал сыщик. — Тебе могут прийти в голову разные такие глупости… Наверное, они даже уже пришли. Ты — шустрый парень и умеешь прикидывать. Так вот, чтобы ты знал… Я напишу все об агенте Гоше и его геройских подвигах на бумаге, заклею ее в конверт и отдам одному человеку, которого ты не знаешь и никогда не узнаешь. И если со мной что-нибудь случится, этот человек отошлет это письмо братьям Захаровым. Или другим, мало ли в Питере людей, которым это будет интересно… Ты меня понял?

— Конечно, — Клоун заставил себя через силу улыбнуться. — Как не понять. Ты всегда умел выкручивать руки. Честно говоря, падла ты, Скелет. Эх, знать бы тебя, какой ты человек, не связался бы с тобой тогда… Получил бы свои пять лет, зато твою рожу не видел бы потом так часто. Ты уж прости меня за откровенность. Давай выпьем по последней, на посошок.

Клоун налил по последней рюмке, и они выпили, предварительно чокнувшись.

— Так я жду звонка от тебя, — напоследок сказал Скелет. И добавил на всякий случай еще раз: — Запомни, днем и ночью жду.

Прощаться они не стали. Просто Скелет встал и пошел к выходу, а Клоун так и остался сидеть на своем месте за столиком в задумчивости.

В дверях Скелета вдруг остановили.

Сначала он даже не понял ничего, просто показалось, что кто-то не успел посторониться. Но когда человек, загородивший ему дорогу не пошевелился и продолжал мешать проходу, Скелет понял в чем дело.

— Ты что девушку обижаешь? — послышался откуда-то сбоку мальчишеский голос. Скелет окинул взглядом окружающих и оценил обстановку. Парней было трое. Все трое — пьяные, хотя и не слишком. Молодые, нет и двадцати.

Фигуры у всех троих были крупные, откормленные, руки — толстые, загорелые на солнце.

Типажи были известные Скелету и легко просчитываемые. Подносчики овощей к лоткам. Таскают ящики с бананами. Таких как раз нанимают в качестве «тягловой силы» приезжие с товаром азербайджанцы и прочие. Они приезжают и нанимают этих парней как рабочую скотину. Платят им, конечно, что-то…

После этой скотской работы они еще немножечко занимаются мелким рэкетом. Отнимают деньги у торговца из соседнего киоска.

Таких сейчас развелось огромное количество. Они молодые и загорелые, Как быки, им хочется красиво жить, их волнует, что кругом так много богатых людей, дорогих вещей… Но они ничего не умеют и ничего не знают. У них нет ни профессии, ни вообще способности трудиться, учиться… Они очень глупые и едва умеют читать.

Но признаться себе в этом они не могут. Поэтому они, кроме всего прочего, очень злые и агрессивные. На весь мир, на всех людей. Потому что подсознательно они чувствуют, что хуже других. Гораздо глупее и хуже. И что скорее всего, так и останутся они отребьем общества, потому что не может же всем дебилам повезти в жизни…

Но все же так хочется красиво пожить! И вот после работы эти тупые животные идут в дешевое кафе, где и веселятся по-своему.

Скелет понял все это про стоящих в дверях парней. Им просто надо было подраться. Теперь они уже выпили, и им нужно было избить какого-нибудь приличного человека.

Скелет поправил себя — не подраться они хотели. Драк они боятся. Нет, им нужно не драться, а именно избивать какого-нибудь одинокого человека в галстуке. Того, который явно лучше их.

Найти такого, пристойного, уважаемого, образованного, поймать его, издеваться над ним. А потом бить его ногами по голове. Увидеть, как течет первая кровь, как этот человек корчится под их ногами…

Потом убить его, забить до смерти. Чтобы он затих и застыл на тротуаре. Чтобы сдох… Чтобы сиротами остались хорошенькие ухоженные воспитанные дети.

Чтобы вдовой — любящая порядочная жена. Вот что им нужно, вот чего они хотят.

У них ничего такого не было никогда, нет и никогда не будет. Они это прекрасно знают втайне каждый про себя.

Вот пусть ни у кого и не будет! Пусть у этого приличного тоже ничего не будет. Пусть он умрет.

Так они и чувствуют. Договариваться с такими бессмысленно, это Скелет знал. Еще по службе в милиции он помнил такие случаи. Этим существам даже деньги не нужны. Нужна кровь человека, который лучше их. Такого, каким им не стать никогда…

Они будут избивать его за все. В каждый свой зверский удар они будут с кряканьем вкладывать всю свою темную звериную ненависть и горе.

Будут бить за детство в коммунальной квартире, где на пятнадцать семей одна уборная. За отцов-алкоголиков и тунеядцев, за матерей-проституток, за скандалы с матом на коммунальных кухнях, за грязь, за семь поколений вырожденцев в семье…

За свою тупость и неспособность ни к чему, за отсутствие идеалов, понятий, за свое ничтожество…