Дмитрий Петров - Нелюдь

— Вот и прекрасно, — ответила Юля. — Просто мм теперь станем друзьями. Можно, наверно, любить слепую женщину, но нелепо же становится ее мужем и жить с нею всю жизнь. Ты в конце концов проклянешь меня и себя, и все на свете.

Юля вздохнула и добавила:

— А я совсем не хотела бы, чтобы ты меня проклинал.

— Твое настроение еще изменится, — сказал я ей. Мы еще неоднократно поговорим обо всем, и ты сама поймешь, что мое отношение к тебе не изменилось. Только, может быть, мне очень больно за тебя, поэтому тебе кажется, что я стал неувереннее.

Юля взяла меня за руку. Она лежала на кровати, запрокинув лицо вверх и на нем было совершенно сомнамбулическое выражение.

— Я хочу, чтобы мы перестали об этом говорить, Феликс, — сказала она. — Нашей свадьбы не будет никогда. Тебе не нужна слепая уродливая жена, да и мне в нынешнем положении вряд ли нужен муж в качестве мужчины. Что-то я не могу себе представить наших супружеских отношений…

Она облизнула пересохшие губы и добавила:

— Ты найдешь себе другую женщину и женишься на ней. А до этого мы с тобой будем просто старыми друзьями, у которых ничего не получилось. Бывает же так. Люди планируют, но судьбе оказывается неугодно то, чего они хотят.

— На ком я женюсь? — озадаченно спросил я. — Что ты такое говоришь? Ты — моя невеста, и нету у меня на примете других женщин.

— Нет, так будут, — ответила Юля равнодушно. — Ты красивый мужчина, молодой и здоровый. Найдется… А пока что можешь завести любовницу. Меня это больше не волнует. Так тебе будет легче примириться со всем тем, что произошло.

Юля еще раз тяжело вздохнула и сжала губы.

— А я уже, кажется, совсем примирилась. Вот сейчас приму таблетки и примирюсь окончательно.

— Только будь осторожной, — сказал я. — Ты ведь знаешь примерную дозировку.

— А что будет, если я превышу ее? — поинтересовалась Юля язвительно, с горьким смешком.

— Будет — безумие, — ответил я и тотчас же прикусил себе язык.

— Безумие, — проговорила Юля. Она как бы повертела это слово на губах. — Безумие — это было бы прекрасно. Это была бы панацея, — сказала она мечтательно: — Что может быть лучше безумия в моем положении…

Так писал Пушкин, а с Юлей случилось такое, что она теперь мечтала сойти с ума…

Да и то сказать — во времена Пушкина у девушек не вырезали глаза на продажу. Кстати, может быть, в этом именно и таится ответ на вопрос, почему в наше время не появляются гении вроде Пушкина. Когда такое возможно — Пушкины не живут…

— Ты теперь не приходи ко мне слишком часто, — попросила Юля. — Не надо дразнить себя и меня. Приходи пореже. Мы останемся друзьями, но нам надо постепенно отвыкать друг от друга. Что толку сейчас тебе сидеть тут. Пусть у тебя будет своя жизнь.

Я молчал и не находил, что сказать в ответ. Столько внутренней силы и мужества было в словах этой сломленной молоденькой девушки!

— Только хочу попросить тебя об одном, — Юля усмехнулась вновь и сжала мою руку, найдя ее на одеяле: — Не делай этого с мамой… С кем хочешь, но с мамой не надо…

С мамы, собственно, все и началось.

Четыре года назад я только-только начинал свою нынешнюю практику как частный доктор.

У меня оказалось несколько друзей и коллег, которые помогли мне, и я был полон радужных надежд. Кстати, многие надежды мои того времени, как ни странно, оправдались.

Тогда еще я не был таким заматеревшим, как сейчас, и меня еще смущали мои новые пациенты. Пугал их слэнг, их странные манеры, привычка лечиться по ночам…

— Когда все доброе ложится, и все недоброе встает, — цитировала моя мама что-то каждый раз, когда я вечером начинал прием больных.

Очередной такой прием еще только начинался, а я сидел, с тоской ожидая очередных своих пациенток — валютных проституток — мрачных деловых баб, которые за деньги готовы переспать даже с сенбернаром… Одна, кстати, именно такое и рассказывала…

При этом они оставались совершенно равнодушными, презирали и ненавидели мужчин и испытывали отвращение ко всему вокруг. Кроме денег, кроме шуршащих плотных долларовых бумажек.

И вот тогда появилась Людмила. Она вошла в кабинет и сразу сказала, что она по рекомендации такого-то. Так принято. Нужно обязательно сказать от кого ты пришел, в противном случае я не стану лечить. Вернее, буду, но от нескольких элементарных кожных заболеваний.

А про венерическую болезнь скажу, что не имею такого права и что очень извиняюсь и рекомендую обратиться в кожвендиспансер по месту жительства…

Но Людмила сразу сказала, от кого она. Я знал этого типа, и не мог сказать о нем почти ничего, кроме того, что он очень богат и что деньги свои заработал явно не на государственной бессрочной службе.

Я взглянул на посетительницу. На вид ей было лет тридцать. Потом выяснилось, что тридцать пять…

Это была красивая женщина, немного вульгарная, но не похожая на проститутку. Все-таки есть у них что-то особенное в облике, несмотря на все индивидуальные различия.

Посетительница же моя не имела этих отличий. Ни циничного взгляда, ни тяжелого выражения лица, ни прущего через все края хамства…

— Ложитесь, — кивнул я на гинекологическое кресло, — сейчас я дам вам подкладную. — Я встал и потянулся к шкафу, но женщина остановила меня словами:

— Не надо, доктор. У меня есть своя с собой. — Это уже окончательно убедило меня, что передо мной не проститутка. Дорогие валютные «шмары» вообще не думают о таких тонкостях. Они не понимают, зачем подкладная, не то, что носить ее с собой к доктору. Хотя, конечно, при специфике их работы можно понять их равнодушное отношение к гигиене…

Пациентка легко забралась в кресло, и я осмотрел ее.

— Гонорея, — сказал я в конце концов, откладывая в сторону зеркало и садясь обратно за стол:

— Одевайтесь.

Женщина оделась и села на стул напротив меня за столом.

— Сейчас я выпишу вам лекарство, — сказал я. — Вы будете принимать это утром, днем и вечером. Через три дня я вас жду.

— Нет, — произнесла пациентка с отчаянием в голосе. — Это невозможно. — Я вскинул на нее глаза и удивленно спросил:

— Что невозможно? Если не можете через три дня, приходите через два или через четыре.

— Нет, — ответила дама и прижала руки к груди. — Я потому к вам и пришла, что мне сказали, будто вы можете срочно.

Я понял ее. Она заболела, и теперь боялась, что узнает муж. Наверное, муж уезжал в командировку и вот-вот должен был вернуться. И ей было непременно нужно вылечиться прямо сейчас, чтобы к его приезду уже быть здоровой. Нельзя же заражать своего собственного мужа…

Я взглянул на нее повнимательнее. Это была красивая шатенка, довольно высокого роста, с отлично сохранившейся фигурой. Наверное, на чей-нибудь вкус она была крупновата и походила на кобылу, но мне такие нравятся. Может быть, потому что они мне под стать — я и сам не маленьких размеров.