Дмитрий Петров - Нелюдь

Но не тут-то было. Незнакомец сделал шаг в сторону бармена и, приятно улыбаясь, сказал:

— Не беспокойтесь, пожалуйста. Просто я хотел Поговорить с Аркадием Моисеевичем. Вы ведь не возражаете, Аркадий Моисеевич? — он повернулся к доктору.

Ситуация мгновенно прояснилась для всех. Доктор опешил, потому что незнакомец назвал его по имени значит, оказался вовсе не случайным человеком. Кроме того, он оказался совершенно трезвым, а недопитый стакан с шампанским оставил на столе, Алкаши так не поступают ни в каких случаях… Бармен понял, что ситуация серьезнее для старика, чем предполагал. Ему тоже стало ясно, что этот человек не хулиган, и что ему что-то серьезное нужно от посетителя.

Он не знал, что, но было понятно, что раз он знал того по имени, у него обдуманные намерения, а нарываться бармен не хотел. У него была не такая профессия, чтобы нарываться… Он слишком поздно закрывал бар и возвращался домой по пустым улицам… Он быстро опустил голову и сделал вид, что возится с неисправной кофеваркой.

Аркадий Моисеевич вышел на улицу, поняв, что теперь отвязаться будет трудно. Да и потом нужно ведь было выяснить, что нужно от него этому странному человеку.

В последний раз такая же история произошла с Аркадием Моисеевичем в сорок девятом году. Он собирался с женой Софочкой поехать в Сочи, и они уже с чемоданами приехали на Московский вокзал.

Кругом суетились люди, Софочка была в соломенной шляпе с синей каймой, которую она купила на барахолке, готовясь на юг. Сам же Аркадий Моисеевич тогда был гораздо моложе, чем сейчас, и на нем были шикарные брюки, он их как сейчас помнил… Эти брюки остались ему еще от брата Зямы. Зяма купил их в тридцать пятом году. Это были белые брюки, летние, очень красивые.

Зяма ходил в них летом, и Аркадий ему завидовал. Они оба были бонвиваны, но конечно, в таких брюках Зяма был неотразим, и Аркадий именно поэтому не мог с ним соперничать.

А потом Зяма погиб при переправе через Днепр, в сорок третьем году. Он был командиром отделения саперов, и они наводили понтонную переправу. Она была уже почти готова, но тут налетели немецкие бомбардировщики, а Зяме было жалко уходить в укрытие. Он хотел, чтобы все было готово поскорее и чтобы наши танки быстрее рванулись на тот берег…

Зяма погиб от разрыва бомбы, и на него пришла измятая похоронка на оберточной бумаге. А потом и еще одна бумага, о том, что младший лейтенант Зильберман посмертно награжден орденом Боевого Красного Знамени…

А еще от Зямы остались эти новые брюки, которые теперь Аркадий мог беспрепятственно носить.

Они с Софочкой стояли возле своих чемоданов в зале ожидания и уже готовились идти на перрон. И тут сзади подошел молодой человек и сказал, нежно беря за локоть:

— Это вы Аркадий Моисеевич? — При этом он предупредительно улыбался.

— Конечно, — ответил Аркадий, недоумевая, кто бы это мог быть. Наверное, какой-нибудь пациент, которого он забыл…

— Можно вас на минутку? — сказал человек, показывая глазами в сторону двери на которой было написано «Дежурный по вокзалу».

— А зачем? — спросил тогда Аркадий.

— Это всего на минутку. Формальность с билетами, — ответил человек и улыбнулся еще приятнее.

Отчего же не пойти к дежурному по вокзалу, тем более если это всего на минутку?

— Только скорее, а то у нас ведь поезд уйдет, — крикнула вслед встревоженная Софочка, оставшаяся караулить чемоданы.

А в комнате дежурного по вокзалу был еще один человек, как две капли воды похожий на первого. Он был в точно таком же костюме с подложными плечами и широкими брюками. Он встал навстречу Аркадию Моисеевичу и объявил ему, что он арестован по статье пятьдесят восемь, пункт такой-то и такой-то…

Вывели его через заднюю дверь во двор и посадили в машину. А Софочка осталась нервничать и ждать его в зале ожидания. Поезд так и ушел, а она все ждала. Своего мужа она увидела через семь лет…

Аркадий Моисеевич всю жизнь потом ломал голову, зачем нужно было устраивать этот спектакль? Уж если НКВД решило арестовать его, то зачем было делать всю эту дешевую романтику? Приехали бы просто домой и арестовали. Он же никуда не скрывался и каждую ночь ночевал дома, рядом с Софочкой…

Потом уже он понял, что это делалось от скуки. Арестовывать невиновных и беззащитных людей было так скучно и однообразно, что энкавэдэшники сами придумывали разные увлекательные штуки с внезапными арестами на вокзале за пять минут до отъезда человека, или арестом в доме отдыха, хотя это можно было сделать и дома на неделю раньше…

Сейчас, стоя на улице возле двери рюмочной, Аркадий Моисеевич вспомнил всю эту историю и тяжело вздохнул.

— Вы кто? — спросил он у Скелета, который добился своего и вызвал к себе интерес.

— Я хочу рассказать вам одну историю, — сказал Скелет, сбрасывая с себя дурашливый вид. Теперь, когда он произвел эффект и смутил доктора, ему нужно было поговорить серьезно. Ведь его целью было не удивить, а смертельно напугать этого человека.

— Какую еще историю? Что вы валяете дурака? — взорвался Аркадий и затряс своим крючковатым носом. — Вы рэкетир? Или вы мафиози? Или как еще теперь называют таких шлеймазлов, вы?

Он отступил на шаг и, прищурившись, демонстративно осмотрел Скелета.

— И имейте в виду, — заявил он решительно. — Я на бедность не подаю. И таких, как вы, я много перевидал в жизни. Дай Бог вам не увидеть столько, сколько увидел я.

Сказав это, он имел в виду все — начиная от полевого госпиталя Первого Белорусского фронта, где прослужил под артобстрелом и бомбежками четыре военных года, и семь лет в одном бараке с уголовниками на Колыме…

— Послушайте лучше мою историю, — произнес спокойно Скелет, которого не обезоружил взрыв негодования со стороны этого человека. Скелет хорошо знал, какие искусные маски могут носить всякие подонки. — Если хотите, я могу вас проводить до дома.

— Ай-яй-яй, какой вы умный и хитрый — прищурил глаз Аркадий Моисеевич. — Вы проводите меня до дома, потом придете ко мне и…

— Как будто я не знаю и так, где вы живете, — раздраженно прервал его Скелет. — Я все прекрасно знаю.

И он назвал номер дома Аркадия Моисеевича.

— Ну, если вы и вправду такой умный, то вы тогда знаете, что у меня нечего брать, — сказал доктор. — Я не представляю никакого интереса для таких, как вы… Я гол, как сокол. Так что если у вас на плечах копф, а не тохис, то вы оставите меня в покое и спокойно уйдете по своим делам.

Он демонстративно повернулся спиной к Скелету и побрел по улице.

— Выслушать мою историю — в ваших интересах, — произнес Скелет, догоняя его.

— Ну, пожалуйста, пожалуйста, говорите, — ответил доктор, не останавливаясь.

Скелет не хотел говорить на ходу. Этот прием ему был прекрасно знаком. Когда идешь рядом с человеком и что-то говоришь ему, то не видишь его лица как следует. А Скелету хотелось именно смотреть в глаза этому скользкому типу.