Дмитрий Петров - Нелюдь

Пока Хельга снимала плащ в гардеробе, пока мы покупали программку, раздался первый звонок. Почти сразу последовал и второй.

Мы прошли и сели на свои места.

— Густав Малер. Вторая симфония, — прочел я на программке. И только поднял глаза вверх, как тут же невольно опустил их вниз…

Вот этого я никак не ожидал. То, что я вдруг увидел, заставило меня внутренне скорчиться. Впервые в жизни я ощутил желание стать маленьким-маленьким, совсем крошечным, меньше мыши. Стать таким и выползти незаметно из этого роскошного зала…

По проходу мимо нас с Хельгой шли две женщины. Они направлялись к первым рядам и не видели нас. Это были Людмила и Юля. На Юле было темное простое платье и все те же темные очки, закрывающие глазницы. Она шла неуверенно, осторожно ступая, и мать поддерживала ее под руку.

Совершать предательские поступки противно, но гораздо противнее, когда тебя в них уличают.

И не было, казалось мне, никакого предательства с моей стороны. Так я думал раньше. Ведь я честно пытался дозвониться до Юли и пригласить ее, и уж не моя вина была, что ее не оказалось дома, и тогда я пригласил Хельгу. Это ведь было просто стечение обстоятельств…

Но так я рассуждал сам с собой до того, как увидел Юлю с матерью. Объяснить себе этого словами и логическими понятиями я не мог, но чувствовал, как нехорошо получилось.

«Хоть сама Юля мне и говорила, что рада моему новому роману, — думал я, — однако, это вовсе не значит, что ей будет приятно, когда она узнает, что я здесь с другой женщиной…»

Юля с Людмилой сели впереди нас, в третьем ряду. Они не знали, что я тут, Людмила не оборачивалась. Но я знал, что впереди антракт и выскользнуть из зала незамеченным мне не удастся.

Фойе, да и сам зал филармонии устроены таким образом, что остаться незамеченным невозможно.

Убежать сейчас? Но это глупо и невероятно. Что я скажу Хельге? Как я объясню ей необходимость немедленного бегства?

Вышел оркестр, за ним — хор. Тут были мужчины и женщины, их было очень много. Дирижер — поджарый, в болтающемся фраке — взмахнул палочкой, и симфония началась.

Хельга ни о чем со мной не говорила, и это к лучшему — у меня в те минуты был не лучший вид.

Я не мог слушать музыку и вообще почти забыл о самой сидевшей со мной рядом Хельге, потому что был смущен и растерян.

Оставалось только ждать антракта и неминуемой встречи.

«Ладно, — сказал я в конце концов себе. — Чему быть, того не миновать. Должен же человек отвечать за все свои поступки. Так тебе и надо, Феликс. Сиди и жди развязки. Ты сам во всем виноват».

А что еще я мог себе сказать? Конечно, не стоило приглашать Хельгу. Еще не так много времени прошло с того дня, как случилось несчастье с Юлей. А с другой стороны — разве я мог предполагать, что мы сегодня встретимся? Да еще в таком составе? Боже, как стыдно и неудобно…

Мощные раскаты малеровской музыки сотрясали зал. Оркестру вторил хор, и звучание десятков голосов дополняло аккорды.

Потом все смолкло, и по ставшим ярче лампам я понял, что закончилось первое отделение. Симфония была в четырех частях и с одним антрактом. Люди вокруг нас стали вставать, и Хельга вопросительно посмотрела на меня.

— Тебе нравится? — спросила она меня, беря за руку.

— Не знаю, — ответил я одеревеневшим языком. — Я еще не разобрался до конца.

— Мы выйдем пройтись в фойе? — спросила она, и мне не осталось ничего другого как встать, хотя больше всего я хотел бы лечь на пол и поползти к выходу на животе, под стульями.

Едва только мы встали, Людмила увидела нас. Ее лицо как раз было повернуто в нашу сторону.

Между нами было небольшое расстояние — несколько рядов, потому что Юля с матерью медленно шли по проходу к фойе.

— Феликс! — немедленно окликнула меня Людмила с радостным выражением лица. Она, конечно же, не ожидала меня тут увидеть и обрадовалась. Но тут же лицо ее омрачилось, и она даже не смогла этого скрыть. Она увидела Хельгу, которая все еще доверительно и нежно держала меня за руку…

От нее не укрылась ни красота Хельги, ни то, как она держалась со мной. Людмила все поняла и уже пожалела о том, что окликнула меня. Глаза ее потемнели.

Но было уже поздно. Юля услышала голос матери и тут же инстинктивно повернула свое лицо в нашу сторону.

В это мгновение мы поравнялись и теперь стояли вплотную друг к другу.

— Здравствуйте, — сказал я и почувствовал, как мой голос стал сиплым от волнения. — Здравствуй, Юля.

Юля радостно улыбнулась в мою сторону.

— Это ты, Феликс, — нежно сказала она и на ощупь протянула руку. Я взял ее и пожал.

— Как ты узнал, что мы с мамой собрались сюда? — спросила Юля.

— Он не знал, — ответила тут же дочери Людмила, и голос ее не предвещал ничего хорошего. — Феликс не один. Он сейчас познакомит нас со своей очаровательной спутницей.

Людмила говорила, употребляя светские выражения, но в голосе ее дрожал гнев и уже готовы были прорваться нотки скандала. Людмила иногда возвращалась в свою прежнюю личину — питерской проститутки…

— Познакомьтесь, пожалуйста, — упавшим голосом сказал я. — Это Хельга… А это Людмила и Юля.

— Очень приятно, — произнесла Хельга. Женщины не протянули друг другу руки и остались стоять в прежних каменных позах.

Вокруг меня было сразу три моих любовницы: Людмила, Юля и Хельга. В последовательности, с которой мы были близки с каждой…

Мне показалось, что можно было бы объяснить, что я покупал билет для Юли, но так вышло… Потом тут же сообразил, что ничего этого делать не следует. Во-первых, я смертельно оскорблю Хельгу, а во-вторых, в таких случаях, вообще не следует суетиться. Что есть, то есть. Что будет, то будет. И нечего вилять хвостом и оправдываться.

Никто и не обвинял меня в подлости. Меня обвиняли в отсутствии характера, такта… Вернее, я сам себя обвинял.

— Мы пойдем в фойе погулять, — сказала Людмила таким тоном, чтобы я понял — идти за ними не следует.

Они прошли мимо нас, я успел только заметить, как сжались пальцы Юли на руке матери. Она не произнесла больше ни одного слова, с той секунды, как мать сказала ей о том, что я не один. Только кончики пальцев побелели от силы, с которой они сомкнулись на локте Людмилы.

Я взглянул на Хельгу. Ее вид поразил меня. Я почувствовал себя паршиво и неуверенно, но то, что было с ней, просто ошеломило меня.

Хельга была бледна, и глаза ее как будто потухли. Она стояла рядом со мной, и вид ее был отрешенный.

Мне стало стыдно. Какой я все-таки идиот! Своим поступком я поставил в неловкое положение обеих замечательных женщин, которые были совершенно ни в чем не виноваты.

О Юле я уж не говорю, это понятно. Мне не хотелось даже думать о том, как ей сейчас горько. Я не удивился бы, если бы они с Людмилой немедленно ушли отсюда и поехали домой…