Александр Лекаренко - Правосудие

- We all live on the yellow submarine, — тихо пропел он в трубку.

- О! — Сказала Таня. — Сколько?

- Отсюда и до луны. Плюс красный дракон.

- Сколько ты хочешь?

- Баш на баш.

- Сто тысяч башей пополам?

- Без проблем.

- Отсчитай семнадцать плюс единица.

- Сделано. Место встречи изменить нельзя?

- Нельзя. И прими меры.

- Я их всегда принимаю.

Ночью он сидел у лесного озера и смотрел на отражение луны в воде, о том, что машины движутся к точке передачи, ему сообщили по рации десять минут назад.

Песок тихо заскрипел под колесами, на берег выползла серая Танина «Нива» с синими заслонками на фарах. Вслед за ней подтянулся потрепанный микроавтобус «УАЗ», за ним — зеленая «Нива», инкассаторский вариант. На первый взгляд было незаметно, что машина охранения - бронированная. Он усмехнулся: детские игрушки для мирного времени, никакая инкассаторская бронезащита не удержит пулю из крупнокалиберного пулемета.

Дверцы тихо хлопнули, в свете луны появилась Таня и покупатель, охрана клиента затаилась в машинах, чуть приспустив стекла: профессиональная скромность! Но его бойцы сидели на деревьях с бронебойным оружием в руках, и предосторожности клиента ничего не стоили. Впрочем, клиент и сам это знал, однако — этикет есть этикет. Упаковки, взятые у американцев, были вскрыты, клиент открыл стальной чемодан.

Пока покупатель с помощником пересчитывал тубусы, заполненные желтыми таблетками и красными капсулами, перекладывая их в простые джутовые мешки, а Берта с помощником пересчитывала нежно разрисованные, похожие на французские акварели евро, они отошли с Таней в сторону.

- Никак не возьму в толк, — сказал он, — зачем штатникам столько «колес»?

- Ты что, действительно не понимаешь?

- Нет.

- Они их продают, — Таня усмехнулась. — Но с тобой дело иметь намного выгодней.

- Конечно. Но ты намекни клиенту, что на этом товаре — ведро штатовской крови, пусть имеет осторожность.

- Он имеет осторожность. А весь этот товар делают в Латвии.

- Я видел надписи на упаковках.

- И ничего, кроме надписей, на нем нет. Американцы покупают или крадут его там же, где и любой другой торговец, — она усмехнулась, - кроме тебя. Весь товар, который ходит здесь, произведен в одном месте, его невозможно отследить до военной базы. Если, конечно, ты не хранишь накладных.

- Не успел оформить бумаги — контрагенты умерли.

- Земля им пухом.

- Земля им рваным цинком и битым стеклом. Черт с ними, у меня есть просьба к тебе.

- Давай.

- Мне нужна пара автомобилей, любых автомобилей, но с документами и номерами из другой области.

- Какой области?

- Подальше отсюда, Житомирской, например.

- А имя владельца?

- Пусть будет какая-нибудь контора, какой-нибудь склад резиновых изделий № 13.

- Сделаю.

- Спасибо. Ты же не собираешься возвращаться назад с ними? - он кивнул на уже заканчивавших технологический процесс клиентов.

- Конечно, нет.

- Тогда — шашлык, коньяк и роскошь человеческого общения, идет?

- Идет.

Около полутора часов спустя они расположились под звездным небом во дворе усадьбы, мангал отбрасывал красные блики на их лица, вкусно пахло жареным мясом.

- Нет больших жлобов, чем американцы, — сказала Таня. — Они умудряются брать деньги даже у тех, против кого воюют. Как такие люди сумели завладеть половиной мира?

- Так же, как они завладели красненькими и желтенькими, — усмехнулся он, помешивая угли. — Купили или украли. Они вложили деньги в оранжевые витамины для нашей революции, теперь получают дивиденды от метамфетаминов для нашей войны.

- Это не было нашей революцией и это не есть наша война, — сказала Берта.

- Зато «колеса» — наши! — расхохотался он.

- Это единственное, что есть нашего в этой стране, — заметила Таня.

- Да ладно вам обоим! — он взял пару шампуров и вручил женщинам по шашлыку. — У меня две дырки в голове, за патриотизм, — он взял шашлык себе. — Плевать мне и на эту страну, и на любую другую, так же, как и вам. Но народ этой страны, включая и нас с вами, сам поджег свой дом с четырех концов. А то, что американцы спички дали — так не надо было быть идиотами и хвататься за спички, плюнуть надо было и на синих и на оранжевых.

- Ты не был идиотом, — усмехнулась Берта.

- Я идиот уже потому, что родился в этой стране, — ухмыльнулся он в ответ. — В какой еще стране нищий народ стал бы защищать интересы «синего» или «оранжевого» барина — даже не за бутылку водки, но ценой своей головы? Собаке — собачья жизнь, — он впился зубами в истекающее горячим жиром мясо.

Из темноты к свету вышел смуглый юноша лет шестнадцати и сказал, сверкнув белозубой улыбкой:

- Там Лётка рожать начала.

- О! — он отложил свой шашлык и вскочил на ноги. — Пойдем, посмотрим?

Когда они вошли в конюшню, там уже сгрудились вокруг рожающей лошади четыре человека — благообразный старик в белом, клеенчатом фартуке и трое крепких, бритоголовых молодых людей. Показалась голова и две болтающиеся ножки, Летка напрягла живот, вздохнула, и вот — маленькое живое существо выскользнуло в мир и, поддерживаемое руками старика, встало на миниатюрные копытца, поводя раскосыми, несфокусированными еще глазами, у игрушечной кобылки была нежная серая шерсть и белые волосы.

- Имя? — громко спросил старик. Присутствующие озадаченно переглянулись.

- Берта! — сказал от двери смуглый юноша. Все расхохотались.

- Ты не против? — спросил старик. Берта покачала головой:

- Не против.

- А хозяин не против? — еще раз спросил старик. Хозяин против не был.

- Нарекается Бертой! — сказал старик и подсунул новорожденную к ищущим ноздрям кобылы — облизать.

- Это — настоящая венгерская принцесса, — сказал он Берте, когда они вернулись к своим шашлыкам, — я дарю ее тебе. Теперь ее полное имя — Берта-Лотта Холо-Мештерхази.

- Спасибо.

- Это королевский подарок, — заметила Таня. — Таких лошадей рождается пара тысяч в год во всем мире.

- А людей — десять миллионов, — ухмыльнулся он. — Большинство из которых не стоит навоза от нее. А от этой кобылки даже навоз — большая ценность. Береги ее.

- Буду беречь, — кивнула Берта. — Она очень красивая.

- В отличие от человеческих младенцев, — он ухмыльнулся еще шире. — Ни одно живое существо не рождается на свет таким отвратительным, как человек, - он расхохотался, — который становится, по мере взросления, еще гаже.

- Отчего ты так не любишь человеческих младенцев? — спросила Берта.

- Оттого, что я слишком много видел их, завернутых в газету и выброшенных на помойку, — переставая смеяться, ответил он.

- Я кончил деда Мороза, — сказал лысый.

Бородатый любил забираться под землю, но на этот раз они прогуливались по живописному берегу лесного озера.