Джон Бердетт - Крестный отец Катманду

«Хватит засерать мне мозги, — последовал краткий ответ черного Будды. — Я не дам и разбитой чаши для подаяний за то, как ты это сделаешь, — отправляйся на Дальний Берег. И учти: времени осталось немного».

Вечером на дорогу из Тамеля к ступе Боднатх я оставил полчаса — вполне достаточно, но на углу Тридеви Марг возникла пробка (уверен, весь шум создавали нетерпеливые индусы; буддисты не сигналят в заторах с такой силой), и когда водитель привез меня на место, семинар должен был уже завершаться. На двери не было никакого объявления, и сама дверь оказалась закрыта. Может, слушатели успели разойтись?

Я тихонько постучал. Мне открыла буддийская монахиня и посмотрела с подозрением. Но за ее спиной послышался шепот — кто-то говорил по-тибетски, — и ее отношение ко мне изменилось. С неожиданно широкой улыбкой вселенской любви она впустила меня внутрь, кивнула на стул в глубине и, когда я сел, снова заперла дверь. Тиецин, прихрамывая, расхаживал по комнате и, что-то рассказывая, эффектно жестикулировал обрубком кисти.

— На повестке дня стоит не автономия Тибета, а душа мира. Мир решил, что ему не нужна душа, и у него отказало сердце. Другое дело, если бы в Тибете имелось много нефти. Если бы мы жили в зоне интересов Запада, все бы сложилось по-другому. Но нефти нет, и все сложилось так, как сложилось. — Тиецин помолчал. — В 2076 году по нашему календарю начался давно предсказанный процесс: большинство человечества — я говорю о девяноста процентах людей — будет вовлечено в обитель материализма и, как следствие, погибнет. Путь, ведущий к окончательному разрушению, кажется приятным, но когда мы попадаем в западню, быстро наступает старость. Даже с самой оптимистичной точки зрения перед нами три тысячи лет прозябания в ничтожестве до того, как явится Майтрея. [27] Майтрея — единственный бодхисатва, которого почитают все школы буддизма. Буддисты верят, что Майтрея появится на Земле, достигнет полного просветления и будет учить чистой дхарме. Вам это о чем-то говорит? Я считаю, да — иначе бы вы сюда не пришли.

Тиецин обвел глазами слушателей и как будто не заметил меня. Все места были заняты, но тут до меня дошло, что стул, на котором сижу я, сохранили специально для меня, потому что многие стояли, прислонившись к стене. Помещение было набито битком, и от этого в воздухе ощущалось присутствие энергии, даже страсти. Окинув взглядом присутствующих, я понял, что половина из них — буддийские монахи и монахини в одеяниях. Но большинство были белыми, принявшими здесь сан, — подростками, коротающими год между школой и колледжем и пойманными (кем — Тиецином?). Остальные были просто любопытствующими вроде меня — людьми из самых разных стран и этнических групп, — но старше и серьезнее тех, что приходили на дневную лекцию. Так мне показалось. А еще у меня появилось ощущение, что их, как и меня, тщательно подбирали. И все были загипнотизированы изувеченным великаном, который, прихрамывая, вышагивал перед нами в расстегнутой куртке, то засунув руки в карманы, то жестикулируя, чтобы подчеркнуть сказанное. И оттого, что он постоянно находился в центре внимания, его слова приобретали удивительную проникающую силу.

Кто-то кашлянул в тишине, и я понял, что наступило время вопросов. Стоящий неподалеку от меня у стены чернокожий поднял руку. Тиецин кивнул. Когда черный заговорил, я понял, что у него выговор образованного жителя Нью-Йорка и его сильно заинтересовало все, что сказал лектор.

— Я бы хотел задать непозволительный вопрос, — улыбнулся он.

— Таких не существует. — Улыбка черного до мельчайших деталей отразилась на лице Тиецина.

— Хорошо. Назовем его неполиткорректным. Все, о чем вы говорили, не совсем буддизм. От многих можно слышать подобные вещи. Например, о США, но, как правило, не от белых — от черных, индейцев, азиатов, буддистов, индусов, мусульман. То есть у людей, которые чувствуют это сердцем, нет гена белого человека. Как вы считаете, с белыми людьми что-то в корне не так?

Послышались смешки, в основном со стороны белых монахов и монахинь.

— Нет, — ответил Тиецин с неожиданной силой. — Что-то не так с остальными, кто не решается их остановить. У белых, главным образом англосаксов, особая миссия. Без их технологии жизнь людей на Земле сейчас бы стала невозможной. Но за свою гениальность они платят высокую цену. Ту цену, о которой вы только что сказали. Сердечная чакра съеживается и начинает исчезать. Теряется не только ощущение трансцендентного — одно упоминание о нем вызывает ярость и враждебность. Правящие миром боятся духа, как больной бешенством — воды. Остальным следовало бы им помочь. Но вместо этого мы тонем в материализме и потребительстве. Мы все заразились бешенством. Так что не надо винить белых. Вините своих черных, желтых и краснокожих братьев и сестер за то, что они не стоят на защите сердечной чакры. Хотя бы потому, что нас больше, чем белых, — по крайней мере восемь к одному.

Чернокожий глубокомысленно кивнул, посмотрел на Тиецина и снова улыбнулся.

Последовала еще пара вопросов. Монахиня-американка спросила что-то о Дигхе-никае [28] Дигха-никая — первый раздел Сутта-Питаки, состоящий из 34 объемных сутт. Этот раздел — собрание одних из самых старейших текстов. Их происхождение может быть прослежено до самых ранних времен буддизма. — хотела продемонстрировать свои познания в буддизме. Ученость ответа Тиецина была под стать вопросу.

На этом семинар завершился. Тибетская монахиня отперла дверь, и все, включая лектора, покинули комнату. Тиецин воспользовался другой дверью со своей стороны помещения. Я минут десять оставался один и разглядывал в окно эффектно освещенную ступу с нарисованными на шпиле большими глазами. Наконец дверь в дальнем конце комнаты отворилась, и, хромая, вошел Тиецин. Увидев меня, он словно удивился.

— Вы еще здесь?

— Вы же знали, что я останусь.

Он покачал головой:

— Сказать по правде, нет. Не преувеличивайте мои способности. Я не Будда и не бодхисатва. Даже не просветленный. Даже не монах. Научился нескольким салонным фокусам, вот и все.

— Не верю. Вы прекрасно понимаете, чего я хочу.

Тиецин нахмурился, размышляя, уж не свихнулся ли я слегка.

— Я предполагал, что в это время вы будете лететь в самолете в Бангкок просить у Викорна награду. Кстати, чего вы хотите?

— Хочу, чтобы вы меня посвятили. Хочу того же посвящения, которым ваш учитель медитации удостоил вас.

Если он всего лишь изобразил потрясение, то я причислю его к отряду отменных притворщиков. Он выглядел так, словно хотел что-то сказать: даже в самые безумные моменты мне бы не пришло в голову, что может дойти до такого — мелкий мафиозо из Таиланда, с которым у меня нет ничего общего, требует, чтобы я открыл ему самые сокровенные секреты.