Джастин Скотт - Девять драконов

В ее голове все плыло от этого бесконечного полета. Она почти не спала, не желая навредить здоровью ребенка снотворными таблетками, которые обычно принимала во время перелета через Тихий океан. Надеясь, что ей не придется слишком долго ждать, она отправилась в обшарпанный зал ожидания в аэропорту Ванкувера. Он был до отказа забит китайцами, обложенными своим багажом. Бедно одетая старая женщина пожалела Вивиан и предложила ей сесть.

— Когда должен родиться ребенок?

— Через две недели.

Вивиан воспользовалась услугами своего старого друга в авиакомпании «Китай эйр», обещавшего ей льготы как беременной женщине.

— Сколько вы уже ждете?

— Три дня.

— Три дня?

— Они все ужесточают и ужесточают. И не слишком-то они приветливы. Нас слишком много и много липовых виз.

Вивиан откинулась на пластиковом стуле. Официальным представителям Макфаркаров обеспечивался определенный уровень комфорта и услуг, и уже очень давно Вивиан не испытывала неудобств при путешествиях. И никогда раньше с ней не обращалась так грубо иммиграционная служба — даже в аэропорту Хитроу в Лондоне, известном своей враждебностью к азиатским путешественникам. Ее глаза встретились со взглядом старой женщины, сидевшей на своем чемодане. Они обменялись беспомощными улыбками, и неожиданно она поняла, что никогда еще не чувствовала себя настолько китаянкой, к тому же так далеко от дома. Одно дело быть космополитом и пересекать границы по международным делам, и другое, когда дом — это зал для транзитных пассажиров, и Бог — это чиновник с печатью.

Через двадцать четыре часа она обнаружила, что оказалась человеком без официального статуса.

То там, то здесь по этому жуткому залу были расставлены телевизоры. Сначала они не работали, но потом неожиданно засветились все одновременно. Она смотрела последние известия из Гонконга и была потрясена тем, какой размах приняли беспорядки. Целые полицейские подразделения были разгромлены, и число смертей росло. Она провела всю ночь, беспомощно смотря на кошмарные репортажи Си-Эн-Эн. Но еще более страшным, чем сами бесчинства, было молчание официального Пекина.

Из своего опыта трудных лет она знала, что молчание Пекина во время кризиса означает грызню в правительстве КНР. Тишина свидетельствует о том, что сторонники Чена и Тана поглощены тайным поединком, политической борьбой за контроль над армией и партией. Люди могут уповать только на Бога, пока одна из сторон не победит.

Совершенно измотанная, все еще не веря тому, что происходит, она провалилась в тяжелый сон на полу под одеялом, которое ей дала доброволец Армии спасения, всунувшая также миниатюрный молитвенник в ее руку. На следующее утро та же девушка со свежим цветом лица принесла ей чашку кофе, который Вивиан не смогла проглотить.

Когда Вивиан заметила с иголочки одетого адвоката, занимавшегося вопросами иммиграции, который вел беседу с какими-то парнями, она поняла, что ничего не сдвинется с мертвой точки, пока она не возьмет дело в свои руки. Доплетясь до единственного работавшего таксофона, она открыла свою записную книжку. К вечеру она наняла адвоката, который намеревался ускорить дело, упирая на скорое появление ребенка. Этой же ночью через почти тридцать шесть часов после приземления в Ванкувере, прибежал ее адвокат, размахивая бумажкой.

— Получил разрешение, по крайней мере, на месяц. Чтобы там ни произошло, ваш ребенок родится канадцем.

Канадцем. Что бы ни стряслось, у ее дочери будет дом — свой собственный, независимый от Китая и Великобритании Дункана Макинтоша.

Выкатывая свой багаж в прохладную ночь, она остановилась и благодарно вдохнула свежий чистый воздух. Огромная фигура нависла над ней из тени, и Вивиан отшатнулась, прежде чем узнала Ма Биньяна. Ее старый друг выглядел изможденным. По разительному контрасту с щегольски одетыми людьми, сновавшими по аэропорту, его одежда была поношенной, но огонь по-прежнему тлел в его глазах. Несмотря на все свои перипетии, подумала она, он никогда не откажется от борьбы.

— Что ты здесь делаешь?

— Мы должны вернуться назад.

— Я не могу вернуться.

— Тан едет в Гонконг остановить беспорядки.

Это была зажигательная новость — до тех пор, пока она не обдумала это.

— Просто беспомощный гамбит. Ты так не думаешь?

— Он в отчаянье. — Огромный северянин словно невзначай стал на ее пути. — Ту Вэй Вонг только что зашевелился. Предпринял шаг.

— Что? Какой шаг?

— Ту Вэй послал весточку Чену через Ву и сказал, что остановит беспорядки, если Чен назначит его губернатором автономного города — государства Гонконга.

— Вот змея!

Ма Биньян выдавил слабую улыбку:

— Какая ирония! Мы мечтали о городе-государстве столько лет. Он будет править Гонконгом как своей вотчиной — собственным королевством.

— Но как он может остановить беспорядки?

— У Ту Вэя больше шансов охладить пыл, чем у Тана, потому что он может мобилизовать триады. Как много смутьянов рискнут идти против триад?

— Конечно.

— Все идет к этому, Вивиан. Если ты не сможешь остановить Ту Вэй Вонга, он превратит Гонконг в помойную яму — такую же, как Шанхай «Зеленой банды».

Вивиан посмотрела вокруг. Это был просто обычный аэропорт маленького города, подобный тысячам по всей Земле, но он был мирным. Все, что ей нужно сделать — родить здесь ребенка, и здесь они будут в безопасности всю свою жизнь.

— Я вам не нужна. Отвези Викторию к Тану сам.

— Ты думаешь, я проделал бы за тобой весь путь в эту проклятую Канаду, если бы мог это сделать? Ты же знаешь, Тан поставил на мне крест.

Конечно, виновато подумала Вивиан, она знает, что он не может.

— Но он может согласиться встретиться с тобой.

— В этом я не уверена.

— У тебя есть еще пути, не только через меня.

Охотник на рынке диких животных в Монг Коке. И женщина в Шанхае.

— Нет, — сказала она — чувство долга боролось с жутким страхом и ее клятвой еще не родившемуся ребенку. Вот если бы она была по-прежнему одна и принадлежала только себе… — Я не собираюсь возвращаться. У меня со дня на день должен родиться ребенок. Я не буду им рисковать. Извини. Мне очень жаль.

Она попыталась обвезти свою тележку с багажом мимо него.

— Дай мне пройти. Ты найдешь какой-нибудь другой выход.

— У меня нет другого выхода.

Она сложила руки на животе, словно, оберегая его. Может, стараясь быть лучшей матерью для своего ребенка, чем была для нее ее собственная мать, она повторяет тем самым еще одно поражение? Ее отец бежал из Китая ради лучшей жизни для нее. Теперь она сама бежит, ради лучшей жизни для своей дочери. Может, они оба бросили Китай тогда, когда он больше всего нуждался в них?