Джастин Скотт - Девять драконов

— Не вылезай, — сказал отец. — Оставайся там, где была.

Она хотела протестовать, но в его голосе была такая напряженность, что Викки замолчала. Он и Пин вооружились биноклями и рассматривали полосу тумана, повисшую близко к воде в четверти мили от кормы. Серое море расстилалось вокруг них, на сколько хватал глаз. Пин прислушивался к отдаленному грохоту.

— Что ты слышишь, ваше высочество?

— Похоже на полицейское судно. Где мы?

— За многие мили от их территории. Черт бы их побрал, Пин, что ты об этом думаешь?

— Два больших мотора, тайпан. Может, три. Может, это рыбаки.

— А может, паршивые тайские пираты. Быстро идут.

Он подошел к приборам на кокпите.

Тревожащий шум мотора приближался, и моторы «Мандалая» ожили, поглотив рокот надвигающегося судна. Он включил передачу, не дожидаясь, пока они прогреются, и яхта понеслась на средней скорости.

— Иди вниз, Викки.

— Папа…

— И оставайся там.

— Я хочу пойти на эту встречу.

— Пин, возьми руль. Сделай вид, что мы крейсируем. Я им сейчас устрою такую волну! Викки, последний раз тебе говорю, иди вниз. Я не знаю, что там плывет, и не хочу искушать их зрелищем белокурой гуйло на палубе. Я на парусном судне. Мне ни угнаться за ними, ни убежать от них. Спрячься.

— А если это те, с кем ты должен встретиться, можно я приду с тобою?

— Тайпан! — позвал Пин.

Высокий, широкий нос разорвал завесу тумана и поднял высокую волну. Еще до того, как из тумана появилась корма, судно поменяло курс — теперь оно шло под прямым углом к «Мандалаю».

— Иди вниз! — закричал на нее отец, и Викки поняла, что никогда раньше не видела его столь озадаченным и взволнованным.

— Где же эта чертова джонка?

Но полумильное пространство море вокруг было пустынным — были только «Мандалай» и темный корабль, надвигавшийся на нее.

Викки ретировалась в салон и прижалась носом к иллюминатору. Рыбачье судно было большим, значительно длиннее, чем «Мандалай», раза в три больше по водоизмещению, с массивным носом. Оно могло быть в самом деле тем, на что было похоже, — одним из рыбачьих судов из Гонконга или Китая, занимавшихся промыслом в этих водах. У него был контур современного креветколовного судна с его низкой кормой или траулера с кормовым тралением, что делало его больше похожим на корабль из Гонконга, где танка и хакка вкладывали больше средств, чем каэнэровцы, в современное снаряжение.

Она услышала, как на палубе Пин сказал:

— Это не пираты, судно китайское. Может, из Фучжоу. Может, из Нинбо.

— Нинбо? — сказал отец с облегчением. — Может, старая джонка затонула? Да-а, скверно. Она была красавицей.

Через двадцать секунд рыбачье судно было уже настолько близко, что Викки могла заметить — его корпус сделан из стали, и что Пин был прав: на носу были видны пересекавшиеся неряшливые сварные швы — тяп-ляпная каэнэровская работа.

— Виктория, быстро надень надувной спасательный жилет!! — закричал отец в люк. — Выбирайся! Они будут нас таранить!

Дункан Макинтош резко вывернул штурвал, мощно развернув «Мандалай» правым бортом. Его попытка спасти Викки, которая пулей выбиралась из форлюка, натягивая спасательный жилет, была смертным приговором для Бэк До Пина. Матрос находился на корме, когда рыбачье судно врезалось в шхуну, и удар скинул его в воду, где его раздавило между стальным и фибергласовым корпусами.

Дункан, вцепившись в штурвал в отчаянной попытке устоять на ногах, видел, как Викки сначала ударилась головой о фок-мачту и ноги ее подломились. А когда рыбачье судно ударило «Мандалай» в бок, она повисла на леерах, как полотенце, повешенное на просушку, и опрокинулась в воду.

Инстинктивно, словно они все еще плыли, и внезапное возмущение потока ударило его яхту в конец бимса, [35] Бимсы — металлические или деревянные поперечные балки на судне, являющиеся поперечной связью его бортов и служащие основанием для палубы. Дункан крутанул штурвал, чтобы поставить яхту против ветра и выровнять корабль. Это сработало и заставило рыбачье судно скользить по направлению к корме вдоль корпуса, и «Мандалай» повела себя отлично.

Но это была недолговечная победа, потому что рыбачье судно еще раз сотрясло ее корпус.

Вода хлынула внутрь. Дункан почувствовал, что палуба стала стремительно падать под ним, как скоростной лифт. А потом рыбачье судно пошло назад и, вернувшись по широкому кругу, врезалось в тонущую корму «Мандалая», погружая ее под воду и круша бакштаг. Дункана швырнуло через порог кокпита, и его задранная кверху голова увидела, как с неба падает грот-мачта. Он был по пояс в воде и не мог бежать. Она обрушилась ему на спину и плечи, вышибая из легких дыхание и придавливая к планширу. Ему показалось, что его разрубили пополам. Нижняя половина тела словно перестала существовать.

Дункан мельком увидел белое небо и снова услышал гул мотора. Он весь задрожал при мысли о новой атаке. Но шум мотора стал затихать. Он с усилием задрал голову — вода поднималась все выше — и увидел, что рыбачье судно неслось к горизонту. Несколькими секундами позже он остался совсем один, волны плескались почти под головой, ноги пропали Бог знает куда, его яхта тонула, и его дочь исчезла.

— Черт побери! — рычал он, проклиная себя за тупость и изрыгая свою ярость к небесам за то, что они позволили Ту Вэй Вонгу прикончить его. — Почему я не послушался Вив?! Почему? Чертов ублюдок! Вонючий Вонг!

Он собрал все свое мужество и ждал, когда море пожрет его. Но сначала пришла боль — внезапная, неожиданная и раздирающая. Его ноги и торс, словно парализованные, вдруг вспыхнули жизнью, разрывая его изнутри так, что он закричал, прежде чем смог собрать в кулак всю волю. Но он не собирается умирать под крики. Он потерял все, но никто не отнимет у него мужества. Он стиснул зубы и стал слушать тишину — единственную вещь, которую даже Ту Вэй Вонг не мог у него украсть.

Боль прожигала его насквозь, похожая на электрические разряды. «Вот что чувствуют, когда пытают», — подумал он. Но он поклялся, что не сдастся. Смутная мысль пронеслась у него в голове: почему он еще жив? Он был придавлен к планширу, но еще не утонул. Медленно он осознал, что яхта перестала погружаться в воду. Наверное, это из-за воздуха в каютах кормы и пенопласта в трюме, что даст возможность «Мандалаю» дрейфовать, пока воздух не выйдет наружу и яхта пойдет на дно на вечный покой. Он хочет покоя. Потому что, если он не умрет от того, что утонет, он умрет от боли.

— Папа!

Он открыл глаза, даже не чувствуя, что закрыл их.

— Папа!

Он набрал воздуха в легкие и повернул голову. Теперь он мог видеть Викки. Ее лоб был красным и вздулся большой шишкой на том месте, где она ударилась об мачту. Распластанный наполовину в кокпите, наполовину снаружи, Дункан смотрел на дочь.