Вильям Кобб - Клуб Мертвых

Бискар подошел к ним.

— Друзья мои, — сказал он, — я очень сожалею, что вы возмутились, но в сущности, я не сержусь… Хорошие рабочие хотят работать, это вполне понятно…

Все с удивлением глядели на Бискара. Действительно, его манеры и голос сделались гораздо мягче.

— Но, — продолжал он, — в настоящее время дела плохи, никто не строит, и мне самому очень трудно. Тем не менее, у меня есть для вас кое-что. Мне предлагают большое дело…

Он знаком дал понять Волкам, что они не должны удивляться.

— Постройку дома, там, у рынка… Я знаю, что вы добрые малые, и возьму вас первыми… но я еще не заключил контракта. Если у вас есть что-нибудь другое на примете…

— Нет! Нет! — возразил Мюфлие. — Мы хотим работать только у вас!

— Да, — подтвердили все, — Мюфлие прав!

— Благодарю вас, друзья мои… Вот видите, не надо никогда спешить, а то наделаете глупостей. И потом — драться между собой — это очень дурно. Ну, могу ли я рассчитывать на вас?

— Да!

— Хорошо, в таком случае идите с Мюфлие. Я указал ему место сбора, и через час или два вы получите заказ. Вас это устраивает?

Общее согласие было ответом на слова Бискара. Но, в то же время, разбойники спрашивали себя, что значит эта комедия. Как мы уже сказали, они не придавали присутствию Жако никакого значения, зная, что он племянник Биско. Но теперь они испытывали смутное беспокойство, поняв, что Биско требовал строжайшего молчания об их делах в присутствии молодого человека.

— Значит, — сказал Кониглю, подмигивая в свою очередь, — у нас будет работа?…

— И вы получите задаток!

— Браво! Отлично!

— Выпейте по стакану, прежде чем идти!

— О! С удовольствием!

Бискар подошел к Жако.

— А ты, племянник, выпьешь с нами? — сказал он. Молодой человек вздрогнул. Опьянение путало все его мысли. Ему казалось, что он находится под влиянием какой-то зловещей галлюцинации. Кто были эти люди? Понял ли он что-нибудь? Дьюлуфе налил всем. Бискар взял один стакан и, незаметно вынув из кармана флакон, вылил из него несколько капель в вино. Затем он передал стакан в руки Жако.

— Хорошо! — сказал он. — За здоровье честных работников!…

Ни слова не отвечая, Жако поднес стакан к губам. Едва он успел осушить его, как зашатался. Бискар поддержал юношу и тихонько опустил на скамью… Кругом царило молчание… Наконец Бискар выпрямился.

— Готов! — сказал он.

Тогда он снова повернулся к разбойникам.

— Поняли вы теперь? Как! Этот мальчик, настоящий рабочий… мой племянник… никогда не работавший с нами… а вы так глупы, что говорите при нем!…

— Мы не видели его, — промямлил Кониглю.

— Я думал, что он мертвецки пьян! — сказал Дьюлуфе, чувствуя, что упрек Бискара относится и к нему.

— Ну, теперь уже все равно… но эта неосторожность могла вам дорого стоить… Теперь, Волки, последнее слово! Я сказал вам правду относительно работы. Я нуждаюсь в вас…

— А! Браво! Наконец-то!…

— Вы жалуетесь потому, что не понимаете истинного положения вещей. Черт возьми! Если бы я захотел давать вам грошовые дела, то, конечно же, в них не было бы недостатка, и они сейчас же обеспечили бы вам или каторгу или эшафот! Я обещал сделать вас богатыми и сдержу мое обещание…

— Браво, Биско!…

— Я вернусь тогда на родину, — взволнованным голосом сказал Кониглю.

— И станешь правительственным чиновником, это решено!… А пока, мои Волки, будьте терпеливы… Чтобы облегчить вам это ожидание, вот двадцать золотых, на которые вы немного повеселитесь…

Он бросил на стол горсть золота. Разбойники набросились на добычу.

— Биско, — сказал Мюфлие, — вы меня прощаете, не так ли?

— Само собой разумеется!

— Да здравствует патрон!

— Благодарю, мои Волки!… Приходите каждое утро за указаниями, только не толпой, как сегодня. Черт побери! Можно подумать, что вы боитесь остаться незамеченными! Пусть приходит один, но не один и тот же!

— Хорошо.

— А теперь уходите… и до свидания…

Впрочем, и сами разбойники, получив добычу, не желали ничего другого, как уйти, и после очередных заверений в покорности, поспешно исчезли.

Жако по-прежнему спал на лавке глубоким сном.

Бискар подошел к хозяйке, стоявшей все это время за конторкой, только криками ободряя Дьюлуфе во время драки, так как он раз и навсегда запретил ей вмешиваться в споры.

— Это бабье только портит дело, — говаривал Дьюлуфе.

— Хозяйка, — бросил Бискар, — закройте лавочку, заприте ставни и подите прогуляйтесь часок!

— Что? — вскричала подруга Дьюлуфе. — Закрыть лавочку! Уйти тогда, когда только начинают собираться клиенты!

— Ну! Делайте, что вам говорят! Вы знаете, я не люблю возражений…

— Однако…

— Слушайся, черт возьми! — заорал в свою очередь Дьюлуфе.

— Но, поверьте, ведь народ соберется перед дверью! Они вышибут ставни и войдут силой… Я уж не говорю о полиции, которая подумает, что случилось какое-нибудь приключение…

— Погодите, — сказал Бискар. — Дайте мне бумаги, чернил и перо!

На листе, поданном ему Дьюлуфе, Бискар написал крупными буквами:

ЗАКРЫТО ПО СЛУЧАЮ СМЕНЫ ХОЗЯИНА.

На этот раз Дьюлуфе не мог удержаться от изумленного восклицания.

— Как! Смена хозяина!… А я, что же со мной будет?

— Пожалуйста, без разговоров, — сказал Бискар. — А вы, голубушка, наклейте это на ставни и убирайтесь поскорее!

Почтенная матрона бросила взгляд своего единственного глаза на Дьюлуфе. Она испытывала непреодолимое желание воспротивиться. Но великан утвердительным жестом приказал ей повиноваться. Она, ворча, покорилась, и минуту спустя, окна были прикрыты тяжелыми ставнями с железными засовами. Затем матрона исчезла, обещав возвратиться через час. Бискар зажег свечу и, подойдя к Жако, убедился, что он по-прежнему крепко спит. Лицо молодого человека, откинутое назад, носило на себе отпечаток сильного утомления, но, несмотря на бледность, оно сохраняло природную красоту и изящество, которые в любом другом, кроме Бискара вызвали бы невольную симпатию. Но бывший каторжник, стиснув зубы, глядел на юношу с гневом и ненавистью.

— Дьюлу! — бросил он.

Дьюлуфе подошел. Бискар кивнул на спящего.

— Не правда ли, похож? — прошептал он.

— На кого?

— На нее, черт побери!… На ту, которую я так страстно ненавижу, потому что так страстно любил!

— Это немудрено, — насмешливо возразил Дьюлуфе. — Ведь она его мать…

— Его мать! О! Молчи!… Когда я думаю об этом, то спрашиваю себя: хватит ли у меня силы воли, чтобы одним ударом не раздавить этого гаденыша…

Он поднял над головой Жако кулак, который убил бы его одним ударом, но Дьюлуфе остановил его руку.

— Ну! Что за глупости!

— Ты прав, — сказал, отойдя, Бискар, — он не так должен умереть… И — кто знает? Если прекрасная маркиза вдруг узнает, что ее сын умер, может быть, в своем горе она почувствует даже облегчение…