Вильям Кобб - Клуб Мертвых

— О! Это невозможно!…

— Нет, это верно!… Разве я не знаю, какие страшные мысли терзают душу этой женщины?… О! Я чувствую, что она не забыла моих слов, помнит, что настанет день, когда она узнает, что ее сын жив и что в этот день ее сын, проклинаемый и обесчещенный, сменит тюрьму на эшафот!

— Тем не менее, он славный малый, — сказал Дьюлуфе. — Ведь всего несколько минут тому назад, не вмешайся он, Мюфлие, может быть, убил бы меня…

— Да! Да! Он добр!… У него великодушное сердце! — насмешливо сказал Бискар. — Да, черт возьми! Я не забыл, сколько мне было с ним хлопот, но до сих пор все бесполезно!

— Да, действительно, ты все сделал, чтобы из него вышел славный негодяй…

— Когда он был совсем маленький, — продолжил Бискар, — помнишь, я пускал его бегать с маленькими бродягами, уже с детства испорченными до мозга костей… Я думал, что это отвратительное общество разовьет в нем дурные инстинкты…

— И — пальцем в небо! Помнишь, когда все остальные возвращались грязные, ободранные, он приходил такой хорошенький…

Бискар задумался.

— Я выучил его читать, — прошептал он, — и старался развратить его книгами. О, какие книги я давал читать ему! Он ничего не понимал и говорил, что это ему не интересно! Неужели есть что-то сильнее, чем воля человека? Нет, это невозможно! Я хочу — и он будет разбойником… Да! Теперь ему не отвертеться!

— Так ты не отказываешься…

— Отказаться от мщения, в котором для меня вся жизнь? О! Конечно, нет! Пока во мне останется хоть капля крови, я буду строить по кирпичику этот собор мести!

— Впрочем, это твое дело… И ты думаешь, что нашел решение?

— Отличное! Скажи мне только, как он вернулся вчера вечером, что он говорил тебе?

— Он был в отчаянии! Я никогда даже не видел его таким…

— Его выгнали из мастерской?

— Да, после скандала…

— Так-то! Волк, который был там, отлично сделал свое дело! Продолжай. Он жаловался, сердился?

— Да! Ужасно! Он заявил, что не хочет больше работать, что он не годится в рабочие.

— Отлично!

— Что он хочет быть щеголем…

— Наконец-то! Ах! Дьюлу, последние два года я поощрял занятия Жако, которые должны были вызвать у него ненависть к его нынешнему положению, я знал, что настанет час, когда в нем разовьется жажда роскоши, которую я подогревал на медленном огне! Я не смог сделать из него разбойника больших дорог? Так я сделаю из него мошенника большого света! Путь более длинный, но конец будет один и тот же…

— Так это ты устроил, чтобы его выгнали?…

— Да, в этот раз так же, как и прежде. О! Я ни на одну минуту не терял его из виду! Я хорошо изучил его и понял, где слабая струна…

— А ты не боишься, что в большом свете случай поможет матери узнать его?

— Я ничего не боюсь… Все! Теперь оставь меня. Я должен с ним поговорить…

— Только держи себя в руках. Эта проклятая ненависть всегда пугала меня…

— Ты стал порядочным трусом

— Нет. Но… знаешь, что я хочу сказать тебе, Бискар…

— Что?

— Ты не рассердишься?

Бискар взглянул ему в лицо.

— Можешь не говорить… я знаю, что ты хочешь мне сказать.

— Ба! Ты, значит, колдун?

Бискар железными тисками сжал руку Дьюлуфе.

— Выслушай меня, Дьюлу, — сказал он. — Я знаю, что по глупости, привязанности или трусости, но ты не разделяешь моей ненависти к сыну Марии Мовилье. Я прощаю тебя, потому что ты не понимаешь страстей, которые овладевают человеком навеки. Ты чувствуешь к этому мальчишке не то чтобы привязанность, но, по меньшей мере, симпатию…

— Прошу тебя…

— Дело твое… Обожай его, если хочешь, но…

Бискар сделал особое ударение на последнем слове.

— Но только, если ты когда-нибудь попробуешь изменить мне, если при каких бы то ни было обстоятельствах ты попытаешься расстроить мои планы или предупредить Жако об угрожающих ему опасностях, то я даю тебе слово, — а ты знаешь, что я привык держать его, — что я жестоко накажу тебя…

Голос Бискара стал глухим и угрожающим.

— Теперь ты предупрежден. Ступай…

Дьюлуфе не шевелился. Его глупое лицо покрылось ужасной бледностью. Да, он знал Бискара!

— Обещаю тебе… уверяю тебя… — начал он наконец.

— Мне нет надобности в твоих обещаниях. Ты меня боишься, этого для меня достаточно. Еще одно слово. С сегодняшнего дня ты оставишь «Зеленый Медведь».

— А! И что же я буду делать?

— Узнаешь потом. Я хочу, чтобы Жако потерял следы и не мог возвратиться сюда. Поэтому я продал дом.

— Продал!

— Да, одному честному негоцианту, который заплатил мне вчера деньги и сегодня же явится вступить во владение. Ты и твоя возлюбленная должны выбраться отсюда к полудню. Сегодня вечером, в восемь часов, жди меня на Жеврской набережной. Там ты получишь мои указания.

Дьюлуфе тяжело вздохнул, но он по опыту знал, что всякое сопротивление бесполезно. Он склонил голову.

— Я тебе больше не нужен? — спросил он.

— Нет, иди.

Дьюлуфе колебался еще мгновение. В глубине души эта грубая натура любила Бискара как собака любит хозяина, который ее бьет.

— Бискар, — тихо сказал он.

— Что еще?

— Скажи мне, что ты не сердишься… что ты веришь мне.

Бискар пожал плечами и рассмеялся.

— Должен заметить, ты слишком чувствителен! Иди… и не ломай себе голову зря!

Дьюлуфе не шевелился.

— Вот моя рука… и пусть все будет забыто…

Дьюлуфе поспешно схватил поданную ему руку, и лицо его расплылось в улыбке.

— Хорошо, теперь я ухожу. Я буду там, в подвале. Если я тебе понадоблюсь…

— То я позову тебя.

Дьюлуфе вышел во внутреннюю дверь.

— Слишком чувствителен! — прошептал Бискар. — Надо наблюдать за ним…

Затем он вернулся к Жако, который по-прежнему спал тяжелым сном.

— Пора! — сказал Бискар.

Он вынул из кармана флакон, почти такой же как тот, из которого налил несколько капель наркотического вещества в стакан молодого человека. Вынув пробку, он поднес флакон к носу спящего.

Прошло несколько минут. Затем Жако глубоко вздохнул, потянулся и открыл глаза, но, увидя Бискара, он снова поспешно закрыл их, как бы повинуясь инстинктивному чувству отвращения.

— Ну, Жако. — сказал Бискар, — мы, кажется, напились?

— Я? — сказал молодой человек, оглядываясь. — Где я?

— Как? Ты еще и бредишь? Ты у своего друга Дьюлуфе, а возле тебя я, твой дядя…

— Да-да… Верно!… Как я попал сюда?

— Припомни хорошенько! Дьюлу мне все рассказал. Он встретил тебя вчера вечером, в то время, как ты выходил из мастерской.

— Откуда меня выгнали…

— К сожалению. О! Эти хозяева! Они не стоят веревки, на которой стоит их повесить… И так как ты был убит горем, то он привел тебя сюда и дал мне знать. Но вижу, что, желая утолить свое горе, ты хватил через край! Ба! Это не беда! Мне случается частенько выпивать, но я все-таки честный человек!