Альберто Марини - Консьерж

Тишина в квартире нарушалась лишь тихим голосом девушки, которая спокойно соглашалась с тем, что говорил ей по телефону жених. Тем временем Киллиан, оставаясь под кроватью, не спеша готовился. Он засунул руку в дыру в матрасе и достал оттуда маску и флакон с хлороформом.

Вспыхнул свет. Голые ноги Клары показались в спальне.

— Конечно, у меня все хорошо! Милый, я по тебе очень скучаю, но не плакать же из-за этого! Надеюсь, у тебя также…

Киллиан надел маску; матрас приблизился к его лицу под тяжестью Клары.

— Какой ты развратный… — Она смеялась. — Надеюсь, ты на самом деле так не думаешь.

Она растянулась на кровати.

— Какие еще новости? Знаешь, две… хорошая и плохая.

Верхний свет сменился слабым, от ночника.

— Я нашла бабушкины часы… но это плохая новость. Подожди, сейчас объясню.

Киллиан встрепенулся. Клара снова говорила о нем.

— Знаешь, я последнее время какая-то тормознутая… Наверное, они упали и провалились, когда я мыла посуду. Да, я знаю, что есть посудомоечная машина, но сначала все равно нужно ополаскивать под краном. Да не перебивай ты! Я хочу сказать, что наш консьерж еще и залил их кислотой, когда прочищал раковину — она засорилась.

Последовала тишина, и Киллиан не знал, как ее следует понимать. Сверху не слышалось ни звука. Как Клара отреагировала на утрату часов? Он бы заплатил кучу денег, чтобы увидеть ее лицо в этот момент. Возможно, выражение было тоскливо-отчаянным, как у той домработницы, мексиканки, после потери памятной цепочки с кулоном. Ему бы так этого хотелось…

— Да нет, что ты, откуда он мог знать… Он же старался как лучше. — Киллиан улыбнулся. — Милый, конечно, жалко, это же память, и они были от бабушки… Но зато… Ты теперь знаешь, что мне подарить!

Киллиан закрыл глаза. Неужели она снова улыбается?

— Нет, нет, такими не отделаешься… Мне очень нравятся, например, «Таг Хойер Формула 1». Или «Омега». Ты знаешь, я люблю такие, не слишком женственные.

Киллиан тихо вздохнул.

— А… да. Не поверишь. Мне сегодня написала одна девушка, мы вместе учились в институте и уже лет пятнадцать не виделись.

Клара снова говорила о нем. Киллиану было приятно, что он возникает в ее сегодняшнем разговоре уже третий раз. Это доказывало, что постепенно он входит в жизнь этой девушки и начинает дергать за ниточки, как кукольник, которому подвластны любые движения марионетки.

— Я весь вечер писала ей ответ…

Киллиан подумал, что утром на крыше у него будет еще одна причина, чтобы вернуться в постель. В электронном почтовом ящике Аурелии Родригес его будут ждать сообщения от Клары.

— А ты как думаешь? Обо всем… про себя, про работу, про тебя, про друзей. Она теперь в Мехико живет. — Пауза. Похоже, друг Клары перебил ее. — Ну если тебе неинтересно, могу и не рассказывать.

Киллиану, наоборот, было очень интересно, но пара снова начала обсуждать какую-то незначительную ерунду. Он не расстроился: услышанного было вполне достаточно.

— А ты сегодня чем занимался? Какой-то шум слышится… Ты точно один?

Интересные темы закончились. Киллиан перестал вслушиваться и спокойно ждал, когда наступит его время.

Ждать пришлось недолго. Еще несколько шуток, и в голосе Клары появились нежность и меланхолия. Киллиан мысленно произнес ее прощальную фразу «Я тебя обожаю, малыш». И через несколько секунд Клара действительно сказала:

— Спокойной ночи. Я тебя обожаю, малыш. — И повесила трубку.

Еще через десять минут комната погрузилась в темноту. Дыхание Клары стало глубоким и медленным. Момент настал. Киллиан неслышно выскользнул из-под кровати и встал, с маской на лице и ватой, пропитанной хлороформом, в руке.

Он поднес вату к носу девушки. Привычное, механическое действие, которое он повторял уже много ночей подряд. Но в этот раз реакция была другой.

Клара резко вздрогнула, села на кровати и повернула голову, оказавшись лицом к лицу с Киллианом. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами.

Его глаза тоже распахнулись от испуга, он инстинктивно сделал движение головой назад, будто пытаясь отдалиться от девушки, но рукой еще сильнее прижал вату с хлороформом к ее носу. Сердце колотилось в бешеном ритме, он поперхнулся слюной и чуть не закашлялся.

Это продлилось секунду, не больше. Клара рухнула на кровать как подкошенная. Рука Киллиана оставалась прижатой к ее лицу.

Он наконец позволил себе откашляться. Сердце выпрыгивало из груди и стучало где-то в горле, как всегда, когда он терял контроль над ситуацией. Даже его кошмарные сны были об этом: он переставал управлять марионетками и сам находился во власти других. Например, ему много раз снилось, как он садится в такси, а водитель везет его не туда, куда надо, и он стучит кулаком по стеклянной перегородке или пытается открыть заблокированные двери автомобиля. В другом кошмаре, который снился реже, но был еще более неприятным, он возвращался в свою комнату и находил там мать, родственников и еще каких-то людей, которые решили устроить ему праздничный сюрприз. Он просыпался в холодном поту, а сердце стучало как отбойный молоток.

Сейчас он пережил кошмар наяву.

Киллиан отнял руку от лица девушки и осторожно потрогал ее плечо кончиком пальца. Потом чуть сильнее. Клара спала. Он встряхнул ее, потом приподнял и отпустил. Никакой реакции, она погрузилась в глубокий сон.

Он сел рядом и задумчиво посмотрел на флакон с хлороформом. Что-то не сработало, хотя флакон был тот же самый, что и прошлой ночью. Ему пришло в голову, что организм Клары начал приспосабливаться к наркотику.

— Не надо так делать, малышка… — Он шептал ей на ухо, успокаиваясь от звуков собственного голоса. — Не заставляй меня менять снотворное. — Он закрыл флакон и снял маску. — Я не хочу оказываться от этого… Не делай так, Клара.

Одной из причин, почему он не хотел отказываться от хлороформа, были побочные эффекты. Киллиан знал, что продолжительное воздействие этого вещества вызывает нарушения в печени и почках, и это не говоря уже о его канцерогенности.

Клара вдыхала хлороформ уже три недели, каждый день (точнее, каждую ночь), кроме выходных. Ему очень нравилось думать, что за это время он уже причинил определенный вред ее организму.

Глубокий вдох. Сердце постепенно возвращалось к нормальному ритму, и он вернулся под кровать, чтобы спрятать свои инструменты и зашить разрез.

Нужно было чем-то себя занять и выкинуть из головы пережитый ужас. Он пошел в гостиную, чтобы продолжить привычное вторжение в частную жизнь Клары, и достал из ящика фотоальбом и коробку с письмами.

Поглощая принесенный с собой ужин (жареную курицу с картошкой), он открыл альбом на том же месте, где остановился вчера, и продолжил свой тщательный анализ.