Макс Коллинз - Секретные материалы: Хочу верить

«Распутин», — подумала она.

Когда разбилось окно, она закричала, но никто ее не услышал. Она кричала и отбивалась, но никто не видел. Снег валил стеной, и не было дураков выезжать в такую погоду. Никто не слышал ни криков, ни работающего на холостом ходу мотора снегоочистителя, никто не видел, как возвращается водитель к своей машине, волоча за собой что-то.

Черный брезент.

В который что-то было завернуто.

Точно формы и размера Черил Каннингэм.

Фокс Малдер сидел в постели без рубашки.

Рядом с ним в розовато-лиловой шелковой пижаме лежала, отвернувшись, Дана Скалли, но он знал, что глаза у нее открыты. Когда она пришла из больницы, он заметил, что дневные эмоции она принесла с собой. Но не стал допытываться — пусть сперва сама с ними разберется.

Вечер перешел в ночь, и в темноте спальни он ясно чувствовал, что она пока так и не разобралась. Он должен был что-то сказать, попытаться помочь.

И он сказал ласково:

— Я чувствую, как у тебя мысли ворочаются.

Она ответила, не поворачиваясь:

— Прости, не могу уснуть.

— Может, я могу тебе помочь? Ну хоть чем-то?

Она повернулась к нему, улыбаясь. Волосы ее были в беспорядке и улыбка тоже.

— Только чем-то?

Он погладил ее по волосам:

— В чем дело?

— Ни в чем, все в порядке.

— Скалли…

Она вздохнула:

— У меня есть пациент, мальчик с редким заболеванием мозга. И он очень, очень болен.

Он слегка прищурился:

— И ты это уже не первый день в себе носишь? Отчего же не сказала мне раньше?

Она медленно покачала головой:

— Я думала, что владею ситуацией. Думала, что… еще что-то можно будет сделать.

— А оказалось, что нет?

Она приподнялась на локте:

— Есть кое-какие радикальные средства… но о них почему-то никто не хочет даже говорить. Даже эксперты говорят, что ничего нельзя сделать.

— Ничего?

— Ничего, только дать ему умереть. А мне это почему-то не кажется приемлемым вариантом.

Он слегка улыбнулся:

— Мне тоже.

— Ну и вот… — Она дернула плечом. — Вот я и лежу здесь, проклиная Бога за его жестокость.

— Вот как? Думаешь, Богу от этого хуже спится?

Скалли глядела мимо Малдера, в темноту.

— Зачем приводить ребенка в этот мир, чтобы он только страдал? Не понимаю, в чем дело, но какую-то чувствую… связь с этим мальчиком. У него такая чудесная, такая щедрая душа.

Малдер кивнул:

— Сколько ему лет?

— Шесть. Почти семь.

Он видел в ее лице страдание и понимал, откуда оно взялось. Почему на самом деле она страдает. Должен ли он сказать ей?

— Малдер?

— Да?

— Ты думаешь, это из-за Вильяма.

Их сын, Вильям. В очень опасные, страшные времена, когда им с Малдером пришлось разлучиться, их ребенка отдали на усыновление. Как бы ни жаль им было сейчас, обратного пути не было.

Малдер сказал очень бережно:

— Я думаю, что наш сын оставил в каждом из нас пустоту, которую уже ничем не заполнить.

Она покачала головой:

— Малдер, я работала с больными детьми. Я всегда умела отделять чувства от работы. И не знаю, почему не могу сейчас. В этом случае. — Она вздохнула, снова отвернулась от него, свернулась калачиком. — Когда ничего нельзя сделать.

— Знаешь что? — сказал он, трогая ее за плечо. — Ты поспи, а я займусь твоим делом.

— Каким делом?

— Попроклинаю немножко Бога за тебя.

Она повернула голову и улыбнулась — милая, любящая улыбка! — и он поцеловал ее в щеку.

— Спасибо тебе, — сказала она. Он поцеловал ее снова, уже в губы, но она ответила: — Ой! Борода колется.

Потом она закрыла глаза. Он смотрел на нее, думая, только ли он счел, будто этот поцелуй (колючий или нет) мог перейти во что-то другое, но она, кажется, все-таки заснула, и он сам тоже лег и почти уже отключился, когда она сказала, будто своим мыслям:

— Да, еще одна вещь…

— Какая?

— Странность одна в отчете токсиколога по оторванной руке.

Он резко проснулся, приподнялся на локте:

— Что там?

— Я снова посмотрела доклады ФБР по анализу вещественных доказательств. В тканях — остатки препарата, который обычно дают пациентам, проходящим лучевую терапию. И еще следы препарата под названием ацепромазин.

— И в чем странность?

— В том, что ацепромазин — ветеринарный транквилизатор.

Судя по голосу, Скалли почти спала, но Малдер тут же сел как ошпаренный.

— Так. Теперь мне не заснуть.

Он встал и вышел. Скалли его окликнула:

— Малдер?

Он был в ванной, плескал себе воду в лицо, когда увидел в зеркале Скалли. Она стояла у него за спиной, завязывая халат.

— Малдер, что это ты делаешь?

— Откуда взялся ветеринарный транквилизатор в образце ткани из отрезанной человеческой руки?

Она пожала плечами, закатила глаза к потолку:

— Вот убей меня, даже догадок нет.

— Он сказал, что слышал собачий лай.

— Кто слышал?

— Отец Джо.

Малдер открыл аптечку, вытащил безопасную бритву и банку крема для бритья. Закрывая ящик, он снова увидел Скалли в зеркале — она озадаченно хмурилась.

— Что ты делаешь, Малдер? — спросила она снова.

Он набрал в руку крем и начал размазывать по бородатому лицу.

— Это транквилизатор, который дают собакам? — спросил он.

Но она не ответила, а заговорила совсем о другом:

— Малдер, этот твой тип, отец Джо, — это фальшивка. Он свои «видения» высасывает из пальца и заставляет тебя ломать голову, как бы их увязать друг с другом. Стандартный фокус, чтобы без мыла втереться — следующим номером будет эстрадное чтение мыслей.

— Когда я вижу, как человек капает на снег кровавыми слезами, — ответил Малдер, залепляя лицо кремом, — на месте преступления, которое он узнал, хотя никогда там не был… мне приходится слегка подумать и сказать, что, может быть, это не способ втереться в доверие? Ты ведь меня понимаешь?

Она наклонила голову набок, прищурившись:

— Кровавые слезы?

— Кровавые слезы. Как их подделать?

Она пожала плечами:

— Не знаю я, как это можно подделать, Малдер. Не знаю также, не является ли этот феномен показателем патологического состояния организма или результатом жизни, полной разврата и распущенности… впрочем, одно ведет к другому. Но что я знаю — что есть предел, до которого одержимость может влиять на исход безнадежного дела.

У него не было настроения это слушать. И он стал бриться. Она сказала ему очень бережно:

— Именно это ты мне только что говорил.

Он, можно считать, сказал ей, что она пытается спасти больного мальчика, чтобы так вернуть Вильяма. Сейчас она ему говорит, что он хочет спасти пропавшую сотрудницу ФБР, чтобы так «найти» свою сестру.

Он мог бы разозлиться. Мог бы сказать «чушь». Но он ответил сдержанно: