Сергей Журавлев - Ниже – только вверх. Книга 5. Аннигиляция

Феликс окинул взглядом привокзальную площадь, окруженную ларьками, и сказал:

– Мы гостинцев привезли. Но если что для хозяйства надо, ты, Николай, скажи.

– Лошадь и телегу вторую нужно. Мы, чтобы ехать за вами, в лесхозе взяли, – озвучила потаенное желание лесника Лиза.

– Да ты че, дочка! Коняка деньжищ стоит! Не слушай ты ее, Сергеич.

– А где можно это купить?

– Да на сельхозрынке. Тут недалеко. Тетя Мария, скажите мужу, чтоб поехали туда.

Купив кобылку-трехлетку, новенькую телегу и целую гору хозяйских мелочей, обоз постучал по асфальту железными ободами колес.

Дальняя дорога располагала к беседе, и Митрич спросил:

– Что, Юра, дальше делать будешь? В Москву поедешь, аль еще куда?

– А если я с вами хочу остаться, в лесу жить, нельзя?

– Отчего нельзя, можно. Места у нас на всех хватит.

– Нет, Николай, на нас с Наташей не рассчитывай, – опережая вопрос лесника, заговорил Феликс, – мы на пару дней. Сам видишь, где страна оказалась. Работы невпроворот. Так что я и Наташа с детьми уедем.

– На праведное дело не смею задерживать. Делай, как сердце да разум велят. А может, сам у руля стать желаешь?

– Если на референдуме примут новые правила выборов правительства, подам свою кандидатуру. А если россияне решат остаться при старой избирательной системе – значит, рабство у нас в крови, и мы не готовы жить без кнута и пряника. В таком случае моя разработка преждевременна, и я останусь в стороне.

Юра, не сдержав эмоций, бросился к жене, подхватил ее на руки и прижал с такой силой, что она громко ойкнула, испугав малышку, дремавшую на руках у Петровны.

Беседу мужчин прервал Шайтан. Он остановился у края дороги и остервенело лаял в сторону зарослей.

«Какой-то лай у собаки особенный – высокий. Видать, человек чужой рядом», – решил про себя лесник и осадил лошадь. За ним остановились и остальные телеги обоза.

Митрич спрыгнул с телеги, достал двустволку и, бросив: «Вы пока посидите, а я гляну, что к чему», – ушел за собакой.

Вернулся минут через пять, неся на руках чуть живого олененка.

– Сергеич, освободи немного места, чтоб уложить зверя, и пойдем со мной. А ты, Юра, ноги олененку стреножь, пока мы за ейной мамкой сходим.

Все с нетерпением стали ждать, а мужики все не возвращались. Прошло немало времени, пока люди, сидящие на подводах, увидели медленно идущих Митрича и Феликса. Видимо, ноша была не из легких.

– Мать с ребятней в силки попала, – подходя к обозу, известил лесник. – Браконьерничает народ. На звериной тропе петель наставили. Во дела! Да если бы с голодухи, ан нет, на базар, да в кафешки мясо снесут. Вновь вернулись лихие девяностые. Все по-быстрому денег срубить хотят. Так что, Юрка, работы нам много предстоит переделать.

– Николай, так оленят двое должно быть, а ты одного принес, – удивилась Петровна.

– Второго Шайтан спугнул, – ответил лесник.

– Ничего, думаю, не пропадет. Они в это время полностью на подножном корме. Давай, мать, через лесхоз пойдем. Дичь сдадим в холодильник, а раненого олененка ветеринару на лечение оставим.

Получив в награду за бдительность добрый шмат оленьего мяса, обоз продолжил путь к дому.

Настя, жавшаяся к Наташе, вдруг спросила:

– Мама, а кто этот красивый дядя?

– Это мой муж. Его зовут Феликс.

– Мама, а можно я у тебя на ушко спрошу?

Наталья склонила голову к девчушке.

– Если Феликс тебе муж, значит, он мне папа? – прошептала малышка.

– Феликс, Настеньку интересует, если я ей мама, а ты мне муж, то она твоя дочь?

– Да, Настенька, я твой папа.

– И мне ты папа? – радостно спросил Коля.

– Выходит, что так.

– Ура! – закричали дети и с двух сторон обхватили Феликса.

Петровна, наблюдавшая за этой сценой со второй подводы, утирала слезы умиления.

Домой прибыли часам к пяти вечера. Митрич обязал Юру заняться баней, а сам с Феликсом на новой телеге отправился за сеном. Добравшись до покоса, на берегу большого лесного озера, мужчины спешились. Николай вручил горожанину грабли и вилы, а сам, достав из-за голенища сапога точильный камень, подправил косу. Плавными, размеренными, широкими движениями, поворачивая корпус из стороны в сторону, косарь стал укладывать в валки душистое зелье, удаляясь в высокие травы, как в тоннель, а за ним ложилась зеленая волна.

Картина косьбы унесла Феликса в детство.

«Так же косили траву дед Михаил и дед Павел. Дома их стояли у реки, за огородами простирался луг. Там и косили траву мои старики с мая и до конца сентября.

Трава на влажной почве росла буйная. После покоса они купались в реке. Вот только Михаил в Каменке, а Павел в Друти, обе речушки питали былинный Днепр. Вечерами, между покосами, оба деда любили порыбачить. Михаил «хваткой», а Павел «пауком». Но выглядело это абсолютно одинаково. Старики опускали снасти в воду, а сами усаживались на перевернутое ведро и сидели, наслаждаясь покоем. К середине сетки они прикрепляли марлевый мешочек с белым хлебом или кашей. Это была приманка для рыбы. В сеть заходила всякая рыбешка и множество раков. Ловили не долго, от силы час, но этого было достаточно, чтобы в нужный день к столу была рыба…

И мне сейчас хорошо! Хорошо оттого, что неделю назад я не мог о таком и мечтать. Завтра с утра пойду рыбачить, – решил Феликс. – Ради этого стоит жить! И чем чаще мы будем общаться с природой, тем чище будут наши помыслы».

На этой оптимистичной ноте он принялся собирать сено в небольшие стожки.

Потом Митрич взял кобылу под узду и стал переходить от стожка к стожку, а Феликс загружал сено на телегу. Его собралось много, выше человеческого роста.

– Ну что, хозяйка, все дела поделаны? – спросил лесник по возвращении домой. – Юра, а ты баньку истопил?

– Все готово, Николай Дмитриевич. В парилке дух каленый, в чанах вода парит, квасок березовый играет. Только вас и ждет, чтобы пробку из бутыли вышибли.

– Тогда айда мыться! Мать, кто первой идет? Мужская или женская половина?

– Начинайте вы, мужики. Самый жар на себя заберете. А мы в аккурат стол накроем.

Распаренные до цвета заходящего солнца, чистые до скрипа, сомлевшие до истомы, мужчины от мала до велика сидели на лавке подле бани. Бутыль с квасом и большая долбленая кружка стояли рядом на грубо отесанном табурете. Никто не шевелился, хотя пить хотели все. Пар да березовый веничек много на себя человеческого пота взяли. Юра не выдержал первый, встал и потянулся к прохладительному напитку, чтобы подать остальным. Пили квас по очереди. Сначала шумно похлебал Коля, затем хозяин осушил литровую емкость в пять глотков, за ним Феликс и Юра. По телу пуще прежнего растеклась истома.