Жан-Марк Сувира - И унесет тебя ветер

— Правда? А чего полиции от меня нужно?

— Откройте, тогда узнаете.

Наступила тишина. Через несколько минут, потеряв терпение, Мистраль со всей силы хлопнул по двери ладонью. Одиль Бриаль, ворча, повернула ключ в двери и явилась перед полицейскими: грязная, всклокоченная, растерзанная, воняющая перегаром. На ней было нестираное черное платье с короткими рукавами, волосы немытые, седые, блеклые.

— Заходите. Я сейчас на кухню, кофе сварю. Пойдемте со мной, а дверь пусть открытая постоит, проветрится. Какого ж бояться воров, когда полиция в доме! — Одиль Бриаль хрипло рассмеялась, потом закашлялась. На ходу она шаркала ногами в разлохмаченных тапках.

Дом был такой же, как и хозяйка, — неприбранный и вонючий. Одиль Бриаль пошатывалась: действие привычного литра водки еще сказывалось. Проходя мимо диванчика, Мистраль взглядом указал Ингрид на пустую бутыль. Кухня была отвратная, в тарелках лежали объедки. Рядом с мойкой стояли батареи разнокалиберных бутылок, тут же — кусок протухшего камамбера, который так и не добрался обратно до холодильника.

Одиль Бриаль с явным удовольствием закурила и предложила полицейским кофе, но когда те увидели, в каком состоянии чашки, то отклонили предложение. Кухонный стол, накрытый кружевной скатертью, которая была белой с четверть века тому назад, был завален лекарствами. Над чашкой с полусгнившими фруктами кружили маленькие мушки.

Облокотившись обеими руками на стол, Одиль Бриаль держала в руках большую чашку кофе. Глядя на Мистраля, она рассмеялась:

— Вам бы сейчас кальвадосику выпить, а еще лучше коньячку. У меня хороший есть. Потому что, с вашего позволения, физиономия у вас такая, что вам полезно будет!

— Нет, спасибо, мне и так неплохо.

— Вы уж извините, только коньячок у меня хороший, а он же успокаивает! Давно я в таком виде не была. Иногда коньячок помогает. Так чего же от меня нужно полиции? Я ничего не боюсь! Я все налоги плачу, и за дом, и за телевизор, и все, что хотите! И тачки у меня нет, страховать ее не надо. Я тихо живу. Так в чем дело?

Не успел Мистраль сообразить, как попроще объяснить, чтоб было понятно женщине, витающей в алкогольном тумане, как в доме послышались шаги. Мистраль отвел глаза от Одиль Бриаль и увидел, что на пороге кухни стоит Поль Дальмат. Одиль Бриаль посмотрела в ту же сторону и воскликнула:

— А, и семинарист здесь! Его сюда как занесло?

Тот же день.

Сказать, что Мистраль, Дальмат и Сент-Роз были ошеломлены, — не то слово. Повисла тяжелая тишина. Все трое полицейских уставились на хозяйку дома. Она прервала молчание первой:

— Я что, ерунду спорола?

Ни Дальмат, все так же неподвижно стоящий на пороге, ни Сент-Роз, все никак не решавшаяся положить свой блокнот на грязный стол, ничего не ответили. Мистраль нарочито улыбнулся Одиль Бриаль, чтобы ее не отпугнуть.

— Почему вы назвали его семинаристом?

Полицейский улыбался, но Одиль Бриаль поняла, что разговор пошел совсем другой. Голос у гостя был суровый, совершенно не соответствующий выражению лица. Да и улыбался он одними губами, а глаза были мрачные, хмурые, под глазами мешки.

— Почем я знаю!

— Откуда вы знаете, что он семинарист?

— Что я там знаю? Нечего тут звенеть и глядеть на меня зверем. Мне насрать, кто он — семинарист или космонавт! Вы зачем пришли?

Мистраль не стал отвечать на вопрос Одиль.

— Вы этого семинариста уже видели?

— Нашли что спросить! Я ж его узнала.

— Когда видели?

Одиль Бриаль, все больше путаясь, крутилась на стуле и запускала пятерню в немытые волосы, словно причесывалась.

— Да почем я знаю? Может, с неделю. Вы, легавые, с чем явились-то?

— Кто вам сказал, что его зовут семинаристом?

Одиль Бриаль понимала, что падает в волчью яму. Она ответила как можно грубее, чтобы попытаться отвлечь полицейских: вдруг отстанут.

— Не помню кто! Что, годится ответ?

— Да, вполне.

Мистраль повернулся к Ингрид Сент-Роз:

— Который час?

— Без десяти одиннадцать.

— А когда мы вошли в дом?

— Без двадцати одиннадцать.

Мистраль поглядел прямо на Одиль Бриаль. Та слышала, о чем говорят полицейские, но не понимала, к чему это.

— Госпожа Бриаль, — Мистраль заговорил сдержанно, не повышая голоса, — вы задержаны на двадцать четыре часа, считая с десяти часов сорока минут сегодняшнего дня, с возможностью продления задержания еще на двадцать четыре часа с санкции судебного следователя.

Ингрид Сент-Роз разъяснила ошеломленной Одиль ее права.

— Это я-то задержана! Как воровка! Пускай все смотрят!

— Закон дает вам возможность уведомить любого члена семьи о вашем задержании. Кому бы вы просили нас позвонить?

— Позвоните… — Одиль Бриаль осеклась и посмотрела прямо в глаза Мистралю: — Никому не звоните! А теперь вы чем займетесь?

— Обыском, — ответил Поль Дальмат.

— Чего? И семинарист туда же? Вот что, мальчик, послушай меня: я знать не знаю, кто ты такой, только послушай: беги поскорей из этого дурдома!

— Он не семинарист, — повысил голос Мистраль. — Он полицейский.

Раньше Одиль Бриаль не понимала, как она попалась, теперь поняла.

Мистраль вышел в сад позвонить. Прежде всего он рассказал Кальдрону обо всем, что у них тут случилось, и велел задержать и доставить в криминальную полицию Вивиану Бриаль, сестру Одиль. Затем поговорил с двумя судебными следователями: понтуазским и парижским. Кристиан Бодуэн обрадовался больше, чем сам Мистраль. Долго длился разговор с Бернаром Бальмом, который хотел знать обо всех оперативных действиях раньше, чем они состоялись.

Старик с собачкой Раки на поводке прошелся перед домом, но ничего не услышал. Он повернулся и двинулся на деревенскую площадь рассказать, как ему пришлось пообщаться с полицией.

Одиль Бриаль смотрела на обыск в своем доме. От кофе и переживаний она немного протрезвела. Дом был совсем маленький. Крошечная прихожая, узкий коридор, налево одна спальня без двери, другая за дверью, в конце коридора ванная и туалет, направо столовая и кухня. Все грязное и обшарпанное.

Дальмат в латексных перчатках перебирал все предметы в комнате без двери, оклеенной рваными бумажными обоями, обставленной кое-как дрянной мебелью. Односпальная койка, стул, стол, полки с десятком рваных книжек, пустой платяной шкаф с погнутыми вешалками.

Офицер спросил Одиль Бриаль:

— Кто живет в этой комнате?

— Сын жил. Только он уже много лет не приезжал.

— Как зовут вашего сына?

Одиль сверлила Дальмата взглядом, но его лицо оставалось непроницаемым.

— Франсуа.

Дальмат полистал книжки, поставил их на место, приподнял одеяло, матрас — все это совершенно бесстрастно. Он открыл чемоданчик, достал оттуда электрический фонарик и посветил. Засунув руку под кровать, вытащил бумажный носовой платок с запекшейся кровью.