Марек Краевский - Пригоршня скорпионов, или Смерть в Бреслау

Полицейские сидели в зале для совещаний без пиджаков и с приспущенными галстуками. Исключение составлял заместитель Мока Макс Форстнер, который, хоть и потел в тесноватом пиджаке при затянутом галстуке, не позволял себе ни малейшей поблажки по части костюма. Его не очень любили. Причиной такой антипатии были его заносчивость и язвительность, которые он демонстрировал подчиненным в небольших, но обидно чувствительных дозах. То он критиковал, как немодный, фасон чьей-нибудь шляпы, то цеплялся к кому-нибудь за то, что тот плохо побрился, или из-за пятна на галстуке, то выговаривал по поводу каких-то мелочей, которые, по его мнению, дурно свидетельствуют о внешнем облике полицейского. Но в это утро жара лишила его всех аргументов в возможном споре по поводу гардероба подчиненных.

Дверь открылась, и вошел Мок в сопровождении худощавого шатена лет тридцати. Спутник Мока имел вид человека, которому не удается выспаться. Он подавлял зевоту, однако слезящиеся глаза все равно выдавали его. При виде светло-бежевого костюма Форстнер поморщился.

Как обычно, Мок первым делом закурил, и примеру шефа тотчас же последовали практически все полицейские.

— Добрый день, господа. Это наш новый коллега криминальассистент Герберт Анвальдт, до недавнего времени служивший в берлинской полиции. Ассистент Анвальдт с сегодняшнего дня принят в наш криминальный отдел на должность референта по особым поручениям, он ведет расследование, о ходе и результатах которого отчитывается только передо мной. Прошу все его просьбы исполнять самым тщательным образом. На время ведения этого дела ассистент Анвальдт является в соответствии с моим решением как бы вашим начальником, господа. Естественно, это не касается Форстнера. — Мок погасил сигарету и несколько секунд молчал, его люди знали, что сейчас будет сказано самое главное. — Господа, если поручения ассистента Анвальдта на некоторое время оторвут вас от текущих дел, без всяких колебаний отложите их на время. Дело, которое ведет наш коллега, сейчас важней всего. Это все, что я хотел сказать. Можете возвращаться к своим обязанностям.

Анвальдт с любопытством осматривался в кабинете Мока. Даже при самом большом желании в этом помещении невозможно было обнаружить что-либо индивидуальное, свидетельствующее о личности того, кто его занимает. Все здесь стояло на своих местах, все было стерильно чисто. Но криминальдиректор внезапно нарушил гармонию стоящих по стойке «смирно» предметов — он снял пиджак и бросил его на спинку стула. Между голубыми подтяжками со специфическим узором (сплетающиеся в объятиях обнаженные женские тела) выпирало довольно солидное брюшко. Анвальдт, обрадованный тем, что наконец-то увидел в своем новом начальнике человека из плоти и крови, улыбнулся. Мок, однако, этого не заметил: в тот момент он попросил по телефону принести две чашки крепкого чая.

— Говорят, он хорошо утоляет жажду в жару. Что ж, посмотрим…

Мок подвинул к Анвальдту коробку с сигарами, а сам медленно и аккуратно обрезал щипчиками конец выбранной сигары. Ассистент криминальдиректора Дитмар Кранк поставил перед ними чайник и чашки.

— С чего вы намерены начать, Анвальдт?

— Господин криминальдиректор, у меня сложилось определенное впечатление…

— Давайте без титулов. Я не настолько чопорен, как барон.

— Как вам будет угодно. Сегодняшнюю ночь я провел за чтением актов по этому делу. Мне хотелось бы знать, что вы думаете о соображениях подобного рода: кто-то сделал из Фридлендера козла отпущения, ergo [18] Следовательно (лат.). кто-то хочет скрыть подлинного преступника. Быть может, этот «кто-то» и есть убийца. Я должен найти того или тех, кто впутал в это дело Фридлендера, а точней говоря, подбросил его вам на съедение. И потому начну я с барона фон Кёпперлинга, поскольку это он указал вам на Фридлендера. — Анвальдт украдкой усмехнулся. — Кстати сказать, как вы вообще могли поверить, что шестидесятилетний человек за полчаса убил железнодорожника, после чего совершил два половых акта, в чем, как можно догадаться, жертвы ему отнюдь не способствовали. Затем убил обеих женщин, сделал на стене надпись на неведомом языке, а потом выпрыгнул в окно и растворился в ночном мраке. Покажите мне двадцатилетнего парня, который был бы способен совершить что-либо подобное.

— Дорогой господин Анвальдт! — рассмеялся Мок. Ему пришелся по душе наивный энтузиазм ассистента. — У эпилептиков, также и после припадка, довольно часто проявляются невероятные, сверхчеловеческие силы. Все это результат действия неких таинственных гормонов, о чем проинформировал меня врач Фридлендера доктор Вайнсберг. У меня не было оснований не верить ему.

— Вот именно. Вы ему верите. А я никому не верю. Я должен увидеться с этим врачом. Возможно, кто-то заставил его рассказать вам о невероятных возможностях эпилептиков, о трансе дервишей и тому подобных… — Анвальдт не сразу нашел нужное слово, — тому подобных бреднях.

Мок не спеша пил чай.

— Молодой человек, вы чрезмерно категоричны.

Анвальдт одним глотком отпил полчашки. Любой ценой он хотел показать криминальдиректору, как уверен в себе в делах подобного рода. Но именно уверенности ему и недоставало. В эту минуту он вел себя как мальчик, который, проснувшись, обнаружил, что простыня у него мокрая, и теперь не знает, что делать. (Я был выбран, я — избранник, я заработаю кучу денег.) Он допил чай.

— Я хотел бы получить протокол допроса Фридлендера, — сказал Анвальдт, стараясь придать голосу твердость.

— Зачем вам протокол? — Теперь в тоне Мока не было никакой шутливости. — Вы уже несколько лет служите в полиции, и вам должно быть известно, что иногда подследственного нужно как следует прижать. Протокол подретуширован. Лучше я сам расскажу вам, как это было. В конце концов, ведь это я его допрашивал. — Он взглянул в окно и стал неторопливо придумывать: — Я спросил его об алиби. У него его не было. Мне пришлось его ударить. (Кажется, гестаповец Конрад очень быстро заставил его говорить. У Конрада для этого есть свои методы.) Когда я спросил его про таинственные надписи, которыми он заполнял толстые тетради, он засмеялся и сказал, что это послание его собратьям и они обязательно отомстят за него. (Я слышал, что Конрад бритвой подрезает сухожилия.) Мне пришлось использовать более решительные методы убеждения. Я велел привести его дочку. Это подействовало. Он тотчас успокоился и признал свою вину. (Бедная девочка… Я ничего не смог поделать, пришлось отдать ее Пёнтеку… Он посадил ее на морфин и подсовывал в постель разным важным шишкам.)

— И вы поверили сумасшедшему, которого перед этим так шантажировали? — Анвальдт с изумлением воззрился на Мока.