Олег Гайдук - Фактор Z

— Плацебо, — прошептал я, и посмотрел на Авдеева.

— Тоже их слушаешь? Крутая тема, скажи? — устало улыбнулся коллега.

— Да я не о группе! — отмахнулся я. — Знаешь, что такое эффект плацебо?

— Нет, я диплом купил в переходе, — усмехнулся Авдеев. — Ну, сахарные пилюли при ампутации, сила самовнушения, и всё такое…

— Юра, это же способ всё это прекратить!

— Ну да, конечно! — рассмеялся он. — Так и вижу, как эти психопаты, пуская слюну, проникнутся идеей исцеления. В терапии ребята уже пробовали — им хоть сибазон, хоть аминазин, хоть бензин коли, всё побоку. Разве что вырубит ненадолго…

— Да не для них! — крикнул я. Проходившая мимо медсестра вздрогнула, и метнула в меня яростный взгляд. — Это для всех остальных! Это вакцина, Юра!

— Но ведь это же не вирус, — ответил он. — Мы об этом знаем, и талдычим всеми известными способами, но никто не верит!

— Так и пусть не верят! Нужно признать это помешательство вирусом, и сразу же сказать: у нас есть вакцина, которая вас защитит!

Авдеев задумался.

— А что… Может сработать… Есть только одно «но».

— Какое?

— Мы с тобой — несчастные докторишки из обычной зачуханой больницы. Кто станет нас слушать?

— Если не послушают, придётся кричать громче, — ответил я, улыбаясь.

Отчасти Авдеев оказался прав. Тянулись драгоценные дни, пока идея с вакциной медленно ползла по бесконечной бюрократической лестнице… Идея с «признанием» вирусной этиологии эпидемии поначалу вообще вызвала ужас в верхах, но, по всей видимости, не мы одни пришли к такому решению, как единственно верному. Спустя неделю после того, как на юге началось безумие, в больницах началась массовая вакцинация против «Крымского вируса». Впереди были ещё долгие недели ожесточённых сражений с мародёрами и безумцами, но начало было положено.

Одна великая ложь победила другую.

«…ной проблемой остаются тысячи людей, не реагирующих ни на какую терапию, — ответил на вопрос журналистке лысый мужичок в белом халате. — Их держат в этих лагерях… Концентрационных, по сути своей, лагерях… Колят всё, что ни попадя, практикуют электросудорожную терапию, и даже массовый гипноз. Но процент излечившихся крайне низок, и происходит это в основном независимо от лечения, само собой. Это поразительно! Ничего подобного этой массовой истерии не случалось со времён Средне…»

Я переключил канал. Показывали рабочих на улице какого-то разгромленного города.

«…восстановление станет неподъёмной ношей для и без того скудного бюджета… Коррупция, связанная с международной помощью, приняла невиданный…»

Ещё щелчок.

«…продолжают сжигать тела погибших. По предварительным подсчётам, число погибших составило…»

И ещё.

Господи.

Это она.

— Скажите, Алина Николаевна… Как вы оцениваете итоги вашей… кхм… акции? После всех этих судебных тяжб, последовавших за обнародованием вами информации о начале «эпидемии», и гибели многих участников вашей творческой группы, выступивших в роли зачинщиков истерии…

— Блестяще, — сказала она, перебив ведущего, и улыбнулась. Какой же потрясающе красивой она была, сидя в студии, забросив ногу на ногу, в этом чёрном платье, как героиня какого-то старого нуара…

— Множество передовых арт-критиков назвали ваш перформанс величайшим событием в искусстве последних десятилетий, а гибель огромного количества людей и чудовищные разрушения привели многих в ярость… Вас даже называют «Доктор Менгеле от искусства».

Алина смущённо улыбнулась.

— Испытываете ли вы какие-то… кхм… сомнения, по поводу этого… кхм… проекта?

Та же лёгкая улыбка.

— Это искусство. Я лишь помогла некоторым познать самих себя настоящих. За всё случившееся несут ответственность лишь те, кто это сотворил.

Я понял, что в последний раз видел её по телевизору во время одного из бесконечных судов, начавшихся после того, как она призналась, и предъявила доказательства своего «авторства»… Поначалу ей светило пожизненное, но грамотная работа лучших адвокатов, а также незримое присутствие, и заступничество влиятельного бизнесмена и мецената Бориса Островского, привели к постепенному развалу процесса. Алине впаяли огромный — в несколько миллионов — штраф, который благополучно выплатил фонд Островского «Арт-Армия». Сколько получила она сама, оставалось лишь догадываться.

— …ться вечная полемика о границе допустимого в искусстве, есть ли у вас планы на будущее? Какие-нибудь новые идеи?

Алина посмотрела в камеру, и на одно жуткое мгновение мне показалось, будто она видит меня.

Я непроизвольно вжался в кресло, и продолжал смотреть на экран, когда она, ослепительно улыбаясь, ответила:

— Думаю, пора пробовать выйти на мировой уровень.

Приспустив паруса, шхуна, медленно лавируя, входила в бухту. На палубе царила обычная в таких случаях суета, предшествующая выходу на берег. Десяток матросов в белых блузах укладывали такелаж, время от времени поглядывая на единственного пассажира. Он стоял на носу судна и внимательно рассматривал приближающийся город. Глубокие морщины, седые длинные волосы, развивавшиеся на ветру, говорили о его возрасте и лишь глаза цвета светлого ореха с живым блеском выделялись на непримечательном лице.

— Приятно возвращаться домой, мэтр? — спросил пассажира капитан, тихо подошедший со спины.

— Не знаю. Я впервые на Марламе, — и поймав испугано-настороженный взгляд собеседника, пожилой мужчина добавил. — С частным визитом.

— В таком случае, вы первый на моей памяти кто прибывает на остров добровольно, — капитан покачал головой своим мыслям и отошел к матросам, продолжая бросать на пассажира недоверчивые взгляды. Тот все также безразлично осматривал панораму приближающегося города. Высокие белые бастионы с жерлами длинноствольных пушек, обрамляли берега бухты подобно раковине, в центре которой лежал город-жемчужина. Аллеи набережной, уличные мостовые, вдоль которых выстроились дома в несколько этажей — все несло печать новизны, аккуратности и лоска, столь не характерных для приморских городов континента.

Наконец шхуна причалила, на берег перебросили трап, по которому первыми сошли капитан и пассажир. Сухо попрощавшись, они разошлись в разные стороны. Капитан поспешил к таможенному инспектору, а к пассажиру подошел невысокий мужчина в сиреневом камзоле, и, приложив руку к груди, поклонился.

— Мэтр Гастро, если не ошибаюсь?

— Да это я, — пассажир кивнул. — Вас прислал граф Мамандизи?

— Да-да. Меня зовут Сэмюэль Арбак. Я служу его превосходительству здесь, в Граде, но господа сейчас за городом. Мне поручено встретить вас и сопроводить в поместье. Это весь ваш багаж?