Питер Робинсон - Все оттенки тьмы

Бэнкс заметил, что на глаза Эдвины навернулись слезы, но невероятным усилием воли она взяла себя в руки.

Солнце припекало Бэнксу щеку, и рубашка противно липла к спине.

— А что насчет шпионской деятельности? — как можно мягче спросил он. — С чего это началось?

— Ах да. Однажды ко мне пришел бывший сослуживец Седрика, Дики Хоукинс, спросил, как я отнесусь к тому, что он завербует Лоуренса. Вы только представьте! На дворе шестьдесят седьмой год, а Лоуренс на последнем курсе в Кембридже. У моего сына выявились недюжинные способности к языкам, особенно к русскому и немецкому, и еще он живо интересовался политикой. И спортом, разумеется. «Битлз», марихуана и сексуальная революция прошли мимо Лоуренса. Он был таким консервативным, таким домашним! Пока другие ребята охотились за очередным битловским альбомом, он бегал по холмам, играл в военные игры с кадетами и собирал коллекцию орденов — вовсе не для того, чтобы потом продать их хиппарям на Карнаби-стрит. Каким-то чудом все сумасшествия того времени обошли Лоуренса стороной.

— Наверное, секретные службы не сразу решились привлечь Лоуренса, — заметил Бэнкс. — Учитывая ваш тогдашний образ жизни.

Эдвина рассмеялась:

— Ну, я тогда только начинала, но вообще-то вы правы, мне надо было завоевывать популярность. Знакомые у меня были самые разные. Все почему-то думают, что шестидесятые как эпоха свободы начались лишь в шестьдесят седьмом году, в «лето любви» с толпами хиппи, но мы — те, кто стоял у истоков, — знали, что к тому времени все уже на самом деле кончилось. А вот шестьдесят третий, шестьдесят четвертый, шестьдесят пятый… период бурления. Все, буквально все мечтали изменить мир. Кто-то собирался менять его изнутри, кто-то при помощи искусства или восточных религий, кто-то — посредством кровавых революций. Но это все как раз и было на руку тем, кто хотел завербовать Лоуренса.

— Вы хотите сказать, что он шпионил за вами и вашими друзьями?

— Наверняка он знал о нашей жизни все. Но вообще-то Дики и его сослуживцев не особо это интересовало. Они не воспринимали нас всерьез. Тогда ведь все пели и рассуждали про революцию, но никто ничего не делал. А парни вроде Дики прекрасно знали, где скрывается настоящая угроза. За границей, в других странах. В те времена континентальная Европа была настоящим рассадником терроризма, вернее, становилась им. Германия, Франция, Италия. Кон-Бендит будоражил студентов, Баадер и Майнхоф основали «Фракцию Красной Армии». Конечно, и в старой доброй Британии были свои буяны — те же ИРА или «Бригада озлобленных». Однако в сравнении с остальным миром у нас было тихое болото.

— Значит, вы сказали Дики Хоукинсу, что согласны, пусть берут Лоуренса к себе на работу. Так?

— Он поинтересовался моим мнением лишь из вежливости. Что бы я ни ответила, это было уже не важно. Разумеется, меня такой поворот событий не слишком обрадовал. Однако я сказала Дики, что препятствовать им не буду. В конце концов, Лоуренс был уже взрослым. Я думала, что подобного рода деятельность — не для него, но, как выяснилось, ошибалась. Короче говоря, не успела я опомниться, а Лоуренс уже отбыл куда-то на учебу, на целых два года. Кажется, его там учили скоростной езде по запруженным улицам столицы и еще многому в этом роде. В общем, виделись мы редко. А когда он вернулся, я поняла, что он сильно изменился.

— В чем?

— Мне все время казалось, будто он отщипнул от себя какой-то кусочек и спрятал глубоко-глубоко, чтобы никто не добрался. Это сложно описать, ну, вы понимаете. Тем более что на первый взгляд он остался таким же обворожительным и остроумным парнем, каким был всегда. Но я понимала, что он и под пыткой не расскажет мне, чем занимался все то время, что прошло с нашей последней встречи. И, честно говоря, я и сама не очень-то хотела это знать.

— И что же вы сделали?

— Ну, а что я могла поделать? Смирилась. Я потеряла не самого сына, а лишь его часть. Впрочем, что бы они там с ним ни делали, меня он любить не перестал.

— Вы не знаете, в каком подразделении он служил?

— Во внешней разведке. У него ведь были отличные способности к языкам. Он большую часть своей жизни провел, работая под прикрытием за границей. В Восточной Германии, России, Чехословакии. Помнится, на первое серьезное задание он отправился в Прагу. Это было в шестьдесят восьмом году. Я точно не знаю, что он там должен был делать, но, мне кажется, он поехал туда поддерживать протестное студенческое движение, чтобы насолить русским. Или, может, просто оценивал обстановку. Не знаю. Про последующие его задания мне вообще ничего не известно. Подозреваю, что иногда он сильно рисковал своей жизнью.

— В детали своей работы Лоуренс вас не посвящал?

— Вот что-что, а хранить тайны Лоуренс умел получше многих. — Заметив, что ее бокал почти пуст, Эдвина встряхнула остатки коктейля.

— Может, повторить? — предложил Бэнкс, заметив краем глаза официанта.

— Нет, мне хватит.

Бэнкс жестом показал официанту, что они не собираются повторять заказ, и тот испарился.

— А где в то время жил Лоуренс?

— Ох, где он только не жил. Вы ведь понимаете, что его служба длилась довольно долго, с шестьдесят седьмого по две тысячи четвертый год. Правда, как только Берлинская стена рухнула, он все меньше времени проводил за границей. У него был чудный дом в Кенсингтоне, в котором он жил на протяжении двадцати лет — конечно, когда возвращался в Англию.

— И что с этим домом?

— Лоуренс продал его, очень выгодно. На вырученные деньги он купил и большой дом в Йоркшире, и ту квартирку в Блумсбери.

— Погодите, вы ведь говорили, что Лоуренс полный профан в денежных вопросах, — удивился Бэнкс.

— Ну, — Эдвина едва заметно улыбнулась, — ему помогли.

— Кто? Вы?

— Он ведь мой единственный сын. Деньги очень скоро утратили для меня всякую привлекательность. Понимаю, что это звучит странно и глупо. Но они прибывали и прибывали, даже вне зависимости от того, работала я на износ или вполсилы. Куда мне было девать все эти прибыли? Вот и отдавала их Лоуренсу, хотя бы этим могла ему помочь.

— Ну а насчет швейцарских счетов вам что-нибудь известно?

— Я бы не придавала им особого значения. Не думаю, что там имеются солидные суммы. Конечно, я не знаю точно, откуда взялись эти деньги, но однажды Дики проговорился: у тех, кто проворачивает такие операции, какие проворачивал Лоуренс, всегда водятся свободные деньжата. На всякие взятки, подкупы, чаевые и тому подобное. Как правило, эти деньги не проходят ни по каким документам и не светятся в банках. В общем, они часто остаются неиспользованными, и никто ничего о них не знает. А поскольку разведчикам по окончании службы светит лишь скромная государственная пенсия, возникает неодолимый соблазн утащить перышко в свое гнездо, а не отдать его другим птичкам.