Питер Робинсон - Все оттенки тьмы

— Что это за музыка? — спросила Энни, когда Бэнкс уселся напротив.

— Шостакович. Тринадцатая симфония, называется «Бабий Яр». А что? Тебе не нравится?

— Ну почему же, просто интересно. Очень уж необычная.

«Да уж, это вам не рок-композиция Стили Дэна», — подумала Энни. Но музыка играла совсем тихо, так что не раздражала.

— Когда ты вчера приехал? — спросила она.

— Поздно.

— Я тебе весь вечер звонила.

— Телефон разрядился, а зарядку я с собой не взял.

Бэнкс был очень бледным. Яркие синие глаза смотрели устало, а на левой руке белела повязка.

— Что это? — спросила Энни.

— Это? — поднял он руку. — Обжегся об чугунную сковородку. Мой врач давно говорил, что моя диета меня убьет, — улыбнулся он. — Ничего страшного. Хотел сегодня утром приехать в участок, но передумал. Потому и попросил тебя заглянуть ко мне.

— Потому что обжег руку?

— Что? Нет. Говорю же, это ерунда. Дело не в этом.

— А в чем?

— Потом расскажу.

— Хорошо, — весело ответила Энни. — Напускай туману, если тебе так хочется. Мне-то что. А у нас, между прочим, появилась зацепка в истории с нападением в Истсайд-Истейте. — Энни стала рассказывать про Быка, но вскоре поняла, что Бэнкс почти не слушает. — Так в чем дело, Алан? Зачем ты меня сюда притащил?

— Хотел поговорить с тобой о Ваймене. Мне кажется, пора его звать к нам в участок, с учетом всех последних событий.

— Каких еще событий? По-моему, ничего нового мы не узнали, кроме того, что он нанял детектива для слежки за Сильбертом.

— Но ведь и этого достаточно, разве нет? Имеются и другие факты. Все это начинает уже зашкаливать.

Она слушала его с широко открытым ртом. Про то, как Хардкасл рвал фотографии в ресторане, про то, что случилось с домом Софии в четверг и с офисом Томасины вчера. Когда он умолк, Энни даже не нашлась, что сказать.

— Ты ведь вчера был в Лондоне, да? — промямлила она. — Жуть какая! В момент взрыва ты, наверное, был там совсем рядом…

— Шел по Риджент-стрит, — ответил Бэнкс. — Метро потом на четыре часа закрыли, потому я так поздно и приехал. Пришлось брать такси от станции «Дарлингтон».

— Ты же вроде на машине туда уехал?

— Оставил ее там. Не хотелось садиться за руль. Меня от пробок уже тошнит. Да я еще и выпил за обедом. С чего это ты всполошилась? Что за допрос с пристрастием?

— Почему ты не остался у Софии? Она же, наверное, теперь трясется от страха. После такого разгрома.

— Она ночевала у подруги. — Бэнкс выразительно посмотрел на Энни, это был молчаливый призыв заткнуться и не лезть не в свое дело.

Музыка стала слышнее. Вступил солист, затем к нему присоединился хор. Потом вновь заиграл оркестр: загудели духовые, затем — дробное стаккато ударных, загрохотал гонг.

Очень странная музыка для такого чудного воскресного утра, подумала Энни. Бэнкс внимательно слушал, пока оркестр не заиграл крещендо, и затем постепенно звук сошел на нет, как в григорианских хоралах.

— Честно говоря, София не захотела, чтобы я у нее ночевал. Она обвинила в этом несчастье меня. Считает, что я забыл включить сигнализацию.

— А ты забыл?

— Нет, конечно.

— Ну а ей ты это сказал?

— Она так расстроилась. Она бы мне не поверила.

— А полицию вы вызвали?

— Энни, ты же понимаешь, с кем мы связались. Думаешь, полиция помогла бы? В конце концов, я и сам — полиция, и что с того? Ну и София была категорически против.

— А ты сказал Софии, кого подозреваешь в этом нападении?

— Нет.

— Почему?

— А зачем мне ее пугать?

— Ну, чтобы она была осторожней, например.

— Слушай, а тебе-то что? Она же тебе даже не нравится.

— Это не так, — возразила Энни, сообразив, что сейчас лучше слукавить. — И потом, я за тебя волнуюсь. Это в первую очередь. Как всегда.

— Волноваться за меня не стоит. А Софии они вреда не причинят, и Томасине тоже. Захотели бы, давно бы уж с ними что-нибудь сделали. Как и со мной, кстати. Нет-нет. Они дали понять, что недовольны, и на этом остановились. Пока что. Пока пытаются нас запугать. Именно поэтому нам пора побеседовать с Вайменом в участке.

— Все равно им слабо тебя запугать. Да и меня тоже.

Бэнкс выдавил некое подобие улыбки:

— Тебе удалось что-нибудь узнать?

— Да. — Энни изложила Бэнксу свой разговор с Кэрол Ваймен.

— Интересно, что там на самом деле произошло с Риком Вайменом, — протянул Бэнкс. — Десантник, говоришь… А знаешь, от кого они получают приказы? От МИ-6, не иначе. Вот тебе и связь между Вайменом и Сильбертом. Я с самого начала был уверен, что тут кроется что-то еще, помимо профессиональных разборок. Помимо зависти. Ну и как, удалось тебе еще что-нибудь про него узнать?

— Я поговорила с его… — Энни запнулась, не зная, как назвать Шарлотту Фостер, — с его вдовой, — добавила она, хоть это не вполне соответствовало истине. — Разумеется, она не захотела ничего рассказывать, но хотя бы ясно дала понять, что Рик Ваймен погиб в ходе боевых действий, а не в авиакатастрофе во время учений.

— Занятно, — сказал Бэнкс. — Весьма занятно. Если бы нам удалось нарыть что-нибудь еще! Что за операцию они проводили, кто отдавал приказы и руководил… возможно, Ваймен считает, что именно Сильберт виновен в гибели его брата? А что, если тот и впрямь был причастен? А в МИ-6 решили замять эту историю?

— Тогда они сделают все, чтобы ты эту историю не вытащил обратно. — Энни потянулась за чашкой кофе. Пел солист, звонили колокола. Вновь вступил хор. — Да и как ты вообще собираешься хоть что-то разузнать?

— Перед твоим приездом мне удалось наконец связаться с суперинтендантом Берджессом. Это который Грязный Дик.

— Помню его, — кивнула Энни. — Сексист, расист и гомофоб, считающий себя идеальным образчиком человеческой породы.

— Да-да, он самый. Я два дня пытался до него дозвониться. Оставил ему кучу зашифрованных посланий на автоответчике. Он знает все и про всех. Не помню, где именно он сейчас работает, по-моему, в какой-то контртеррористической организации. Человек самый что ни на есть осведомленный. Прекрасно чувствовал себя во времена правления Тэтчер с Мейджором, да и при Блэре с Брауном не бедствовал.

— Не очень-то они друг от друга отличаются, — заметила Энни.

— Просто ты слишком молода, чтобы помнить эпоху Тэтчер.

— Неправда, — возразила Энни. — Я помню Фолклендскую войну, мне тогда уже пятнадцать было.

— Как бы то ни было, Грязный Дик что-то долго не проявлялся. Видимо, потому, что для его боссов я персона нон грата. Во всяком случае, мне так казалось. Как выяснилось, не напрасно: я и впрямь у них там не в почете. Дик это подтвердил. Но это я так, к слову. Главное, выяснилось, что Дик сейчас не в Лондоне, а в Дьюсбери.

— Дьюсбери? — переспросила Энни. — Это не там…