М. Роуз - Меморист

Вена, Австрия

Вторник, 29 апреля, 10.58

Меер вынырнула на поверхность — вот на что это было похоже: она как будто поднялась глотнуть свежего воздуха, пробыв слишком долго под водой. Ей потребовалась целая минута, чтобы понять, где она находится и кто рядом с ней, и вспомнить, что происходило перед тем, как начался провал в прошлое. Кто-то говорил. Ее отец. О чем он только что сказал? Сколько времени она пробыла в грезах наяву? В грезах? Какое неподходящее слово для тех галлюцинаций, мучивших ее секунды назад. Но ведь нет слова, чтобы описать кошмарный сон, приходящий средь бела дня, правда? Или осадок настоящего горя, вызванного потерей человека, которого она никогда не знала и с которым никогда не встретится…

Малахай пристально следил за каждым ее движением. Понимая ее так, как мог понять только он один, предлагая утешение. И не скрывая свое любопытство. Пока что было слишком рано рассказывать ему или отцу подробности самых последних событий и признаваться в том, что она больше не считает их ложными воспоминаниями. Все это можно будет сделать только после того, как у нее будет время разобраться в этом психическом расстройстве. Да, это слово подходит гораздо лучше: психическое расстройство. Насильственный отказ от своего настоящего, необъяснимая замена окружающей действительности на воспоминания, кажущиеся ее собственными, хотя она и понимает, что не может иметь к ним никакого отношения.

Меер постаралась сосредоточиться на том, что говорил ее отец.

— Пожалуйста, я хочу, чтобы вы все сейчас ушли. Перед вами задача, которую нужно решить, и вы сможете ломать над ней голову у меня дома, а тем временем пусть врачи спокойно возятся со мной. Вы должны определить, что означает этот ключ.

— Я не могу оставить тебя здесь одного, — сказала Меер, не в силах стряхнуть опасения, что отец не раскрывает ей всю правду о своем состоянии. — Какие еще анализы ты должен будешь сдать?

— Давай с тобой договоримся, — увещевательным голосом промолвил Джереми. — Я тебе все расскажу, но ты сделаешь так, как я прошу.

Меер не смогла сдержать улыбку. Отец привык договариваться всегда и со всеми.

— Хорошо.

— Сейчас я чувствую себя замечательно, но десять месяцев назад у меня был совсем пустяковый сердечный приступ. Я принимаю лекарства, ничего серьезного нет, но доктор Линтелл показалось, что она сегодня обнаружила в моей кардиограмме какой-то непорядок, поэтому ей хочется сделать дополнительные анализы, чтобы убедиться в том, что причин для беспокойства нет. В крайнем случае, мне нужно будет чуть подкорректировать курс лечения.

Меер со страхом всмотрелась в лицо отца. Улыбнувшись, тот взял ее за руку. Действительно ли у него все в порядке? Меер мысленно вернулась на десять месяцев назад… постаралась вспомнить, говорила ли она тогда с отцом. Не было ли каких-нибудь скрытых намеков?

— Ты вправду чувствуешь себя хорошо? — Ее голос немного дрогнул.

Джереми кивнул.

— Почему ты мне ничего не сказал?

— Это был самый настоящий пустяк. Все прошло и забыто. Говорить не о чем.

Повернувшись к Малахаю, Меер спросила:

— А вы знали?

— Знал.

Меер посмотрела на Себастьяна. Его лицо было красноречивее любых слов.

— Ты рассказал о болезни чужим людям и скрыл ее от своей дочери? — с укором спросила Меер отца.

Встав, Себастьян направился к двери, пробормотав, что ему нужно позвонить. Меер обрадовалась тому, что он уходит, но Джереми его остановил.

— Не надо уходить из-за нас.

— Честное слово, мне нужно сделать один звонок. Я снова присоединюсь к вашему спору через несколько минут.

Джереми улыбнулся, но Меер оставалась серьезной.

— Ничего смешного тут нет, — строго заметила она отцу. — Почему ты держишь в секрете от меня то, что у тебя не все в порядке со здоровьем?

— Я сделал выбор, исходя из того, что, на мой взгляд, было бы лучше для моей дочери.

— Я уже взрослая.

— Это никак не влияет на то, что по-прежнему это моя прерогатива решать, чем тебя можно обременять, а чем нельзя. Я не хочу, чтобы ты вникала в мои проблемы со здоровьем и переживала за меня так, как переживала за мать.

— Ну как я могла не переживать за мать? Она ведь умирала. А ты тоже смертельно болен?

— Нет, конечно же. Я имел в виду совсем другое, и ты это прекрасно понимаешь.

— Что, по-твоему, произойдет со мной, если я узнаю правду? Неужели ты мне совсем не доверяешь?

— Я всегда верил в тебя, — произнес Джереми голосом, проникнутым глубоким чувством. — С того самого первого раза, когда ты своей крохотной ручонкой схватила мой палец.

— Если у тебя есть хоть сколько-нибудь веры в меня, ты бы ни за что не пытался решать, что мне можно знать, а что нельзя.

Вторник, 29 апреля, 12.00

Они сидели за круглым обеденным столом дома у Джереми и пытались разобраться в собранных ключах, в воспоминаниях Меер и в той информации, что раскопал Себастьян в книгах из библиотеки Джереми и в Интернете.

— Ты упомянула про лестницу в здании Общества, — спросил Малахай. — Куда она вела?

— Это была потайная лестница, ведущая в подземное хранилище, — ответила Меер. — Я думаю, Каспар рассказал Марго, где она находится, потому что Марго знала, где ее искать; вот только флейты в хранилище не оказалось.

Говорить о своих воспоминаниях теперь — потому что от того момента, когда она с ними столкнулась, ее уже отделяло какое-то расстояние, — оказалось проще, чем предполагала Меер. Она все равно что пересказывала эпизод из фильма или главу из прочитанной книги.

— Интересно, эта лестница сохранилась до настоящего времени? Я ни разу о ней не слышал, — с любопытством спросил Себастьян. — Впрочем, я стал членом Общества совсем недавно. И в какой именно части здания располагалась эта лестница?

Закрыв глаза, Меер сосредоточилась.

— В стенном шкафу в комнате, которая, полагаю, была библиотекой.

— И эта лестница вела в подземное хранилище?

Меер кивнула.

— В маленькую комнату с каменными стенами и чугунной решеткой.

— Пахнет каким-то Средневековьем, — заметил Себастьян.

— Ты больше ничего не можешь вспомнить? — спросил Малахай.

— Нет. Когда Марго обнаружила, что флейты там нет, ее больше ничего не интересовало.

— Мне бы хотелось сосредоточиться на том, на что ты обратила внимание, когда рассматривала шкатулку с играми в художественном салоне, — сказал Малахай. — Ты сказала, что в одной колоде было две червовые девятки, обе немного потрепанные. Ты не помнишь, почему это привлекло твое внимание? Ты искала что-то определенное?

Меер сначала ответила на вторую часть вопроса.

— Наверное, но я помню только свои чувства, когда папа впервые рассказал мне про склеп с сердцами. А в художественном салоне я была так потрясена, когда воочию увидела эту шкатулку…