Торкиль Дамхауг - Смерть от воды

— Мы говорили об этом с полицией, Лисс, — сказала Турюнн Габриэльсен по-матерински. — Ее машина была припаркована на этой улице, но нас здесь не было, когда она заходила. — Турюнн Габриэльсен щурилась сквозь очки, может, они были слабоваты для нее, и, казалось, она не меняла их с восьмидесятых годов.

— А насколько хорошо вы знаете, над чем Майлин работала? — поинтересовалась Лисс.

— Иногда мы обсуждаем сложные случаи за обедом, — ответил Пол Эвербю. — Это необходимо в нашем деле — друг друга поддерживать.

Он был любовником Майлин. Уже почти десять лет назад. Лисс не могла вообразить, чтобы сестре нужна была вот такая поддержка.

— Мы с Майлин раньше сотрудничали очень тесно, — сказала Турюнн Габриэльсен. — Мы даже несколько статей вместе написали.

— О чем?

— Насилие над женщинами. Угрозы, психический террор, сексуальное насилие. Мы хотим жить в городе, безопасном для всех, невзирая на пол.

— А больше вы не сотрудничаете?

— Не так много. — Турюнн Габриэльсен застегнула пиджак.

— Они не могут договориться, — хмыкнул Пол Эвербю. — И все время ссорятся.

Она холодно на него посмотрела:

— Ты не понимаешь, Пол, и нечего мучить этим Лисс. Ей и без того хватает о чем подумать.

Лисс вмешалась:

— В тот четверг Майлин должна была принять пациента в пять часов. Его инициалы Й. X. Вы не знаете, кто это может быть? — Она почувствовала на себе их взгляды, они давили на нее с обеих сторон.

— Такое ощущение, будто ты расследуешь дело, — прокомментировал Пол Эвербю. Он улыбался так, словно Лисс пришла к нему на свидание.

— Успокойся, Пол, — зашипела Турюнн Габриэльсен. — Даже ты понимаешь, почему она хочет знать, что случилось. — Она снова повернулась к Лисс. — Я не знаю, с кем Майлин договаривалась в тот день. Мы не знаем пациентов друг друга.

Казалось, она с усилием сохраняет спокойствие, и Лисс подозревала, почему она так злится.

— Но у вас же общий сейф?

Турюнн Габриэльсен встала:

— У нас нет доступа к заметкам Майлин. У нее свои ящики под замком.

Турюнн Габриэльсен закончила работу с последним пациентом и выпустила его из офиса. Весь день она была очень рассеянна и плохо работала, но умудрялась держать лицо. В мыслях она проклинала то, что случилось утром. Когда она поднялась в приемную на третьем этаже и застала Пола, подъезжающего к Лисс Бьерке…

Турюнн видела ее фотографии в приложении к «Дагбладе» несколько месяцев назад. Лисс была совершенно не похожа на сестру, с особой красотой, и даже ее идиотские высказывания о доле молодой женщины не могли испортить впечатление. На самом деле ее лицо обладало еще более притягательной силой, чем на фотографиях, — смесь чего-то наивного и самоуверенного, и это сбивало с толку. Майлин часто говорила о сестре. У Турюнн создалось впечатление, что Лисс была вроде паломника на опасном пути в мир. Эти истории о хрупкой и ранимой младшей сестре ее мало интересовали, пока она не узнала про Пола и Лисс.

Она сунула руку в сумку под столом, достала телефон, ей нужно было с кем-то поговорить. Уже больше года она не говорила с Турмудом Далстрёмом. Она сама предложила ему закончить руководство ее проектом. Надеялась, он будет возражать, уговаривать ее продолжить, объяснить причины, по которым она решила бросить диссертацию. Ничего такого он не сделал. Он принял названную причину, хотя наверняка подумал иначе, и это только разожгло в ней злость.

Вместо того чтобы позвонить ему, она закончила запись в журнале и швырнула несколько документов в ящик, закрыла его, взлетела вверх по лестнице. Дверь в кабинет Пола была приоткрыта, как обычно, когда у него не было пациентов. Она один раз стукнула, распахнула дверь и остановилась внутри. Он щелкал по клавишам, будто ничего не случилось. Она закрыла за собой дверь.

— Что ей от тебя было надо? — начала она.

Он наморщил лоб, словно не понимал, куда она метила:

— Ты имеешь в виду Лисс? Лисс Бьерке?

Она не смела подтвердить, что речь идет о Лисс. Она знала, когда он врет, когда блефует и когда только собирается, потому что она знала каждую черту на этой физиономии и читала ее, как детскую книгу. Он оставил эту бессмысленную игру, так сказать, еще до ее начала.

— Ты же сама слышала. Она пытается выяснить, что случилось с Майлин. Не всем, знаешь ли, наплевать, когда исчезают близкие.

Если он намекал на нее, он вел себя очень грубо. Она сделала несколько шагов вглубь кабинета.

— Держись от нее подальше, — сказала она жестко. — Очень далеко.

Снова он наморщил лоб и теперь действительно удивился:

— Что за хрень?! Кто-то запирается в кабинете Майлин, я иду посмотреть, кто там копается. Понятия не имел, что это младшая сестра.

Турюнн ненавидела, когда он ругался.

— Я говорю только, чтобы ты держался от нее подальше.

Она заметила, как он начинает злиться. Сначала вытянул шею, потом злость появилась в глазах.

— Если бы она пришла из-за меня, ты, — он показал на нее, — Габриэльсен, к этому отношения не имела бы, ни в малейшей, черт подери, степени!

Она еще на шаг приблизилась к нему.

— Я ради тебя соврала полиции, — сказала она сквозь зубы. — Во время допроса. Надеюсь, ты не забыл. Дала ложные показания. Это наказуемо. Я могла бы изменить показания, дорогой Пол. Могла бы прийти и рассказать правду: что ты не был дома в шесть часов вечера в день, когда пропала Майлин, что ты появился только после девяти и что был не в себе. И что дело не касалось одного из твоих пациентов, как ты пытался меня уверить.

— Я сказал это, думая о тебе.

— Ах, ты, значит, меня защищаешь? Бедная Турюнн, надо о ней позаботиться. Избавь меня от своего притворства, меня от этого тошнит.

Он сдался. Всегда сдавался. Мог швырнуть что-нибудь со злости. Больно ужалить ее, но потом он сдавался. Он был не в состоянии это терпеть, будь то ссора или наоборот.

— Мне надо поработать, — сказал он сдержанно. — Надо закончить. — Он показал на какие-то документы на столе, но она не верила, что он собирается заниматься бумажной работой. Он ненавидел ее, и едва ли оставлял журнальные записи, и заявлений никогда не писал. — Или ты сама заберешь Уду из садика?

Она так и думала. Что все закончится этим. Бросит что-нибудь насчет дочери.

— Ты ее забираешь, — сказала она как можно холоднее. — Разве мы не договорились?

Он пожал плечами:

— Ну так дай мне закончить.

Его высокомерие разожгло в ней ярость.

— Она тогда все узнала про тебя и Лисс.

— Кто что узнал?

Турюнн поняла, что в нем что-то перевернулось. Он ничего больше не сказал, но, очевидно, догадался, что она имела в виду.

— So what? [7] И что с того? (англ.) — попытался он казаться невозмутимым, но она заметила, как он втянул шею. Либо он взовьется, либо притихнет и заскулит. Она победила и добавила для верности: