Торкиль Дамхауг - Смерть от воды

Лисс почувствовала, что он заговорил об этом, чтобы опередить ее.

Он все еще сидел и разглядывал ее.

— А теперь вы хотите узнать, что случилось с Майлин. Это естественно. Вы только что вернулись из Амстердама, как я слышал.

Он обнажил зубы, очень белые, крошечные, похожие на молочные. От этого улыбка его стала шаловливо-детской, по контрасту с помятым лицом и огромным телом.

— А вы защищаете насилие над детьми, как я слышала, — сказала она и затянулась крепкой сигаретой.

— Правда? — Он зевнул. — Это моя работа — провоцировать людей, говорить о том, что их злит и что они обожают слушать. Вы наверняка видели рейтинги моего шоу. Да? Последнюю передачу посмотрело более девятисот тысяч. Мы приближаемся к магическому миллиону. После каждого эфира мы вынуждены останавливать работу телефонных операторов из-за перегрузки. Газеты одного только Осло написали о «Табу» больше двадцати пяти полос. Но разве об этом мы собирались говорить? У меня редко бывают гости, особенно незнакомые дамы.

— О чем же мы собирались говорить?

— О вас, Лисс Бьерке. Это куда интереснее. Молодая женщина отправляется в Амстердам учиться дизайну. И все больше работает моделью. Причем работа все больше сомнительного свойства, по крайней мере с точки зрения обывателя. Давайте поговорим о вашей показной богемности и выборе любовников.

Она со звоном поставила чашку на блюдце.

«Откуда, черт возьми, вы это знаете?» — могла бы она спросить, но заставила себя промолчать. Прогнала мысль, что в эту секунду кто-то ходит по Осло и наводит справки о ее местонахождении. «Воутерс», — промелькнуло у нее в голове.

— Расскажите о себе, Лисс, — призывал Бергер. — Я падок на хорошие истории.

Она моргнула несколько раз, снова пришла в себя. Неужели Майлин рассказывала о ней этому типу? Не похоже на нее. Лисс взглянула на Бергера. Черная челка, свисающая на лоб, скорее подчеркивала, а не скрывала опустошенность на лице. Но посреди этого поля битвы взгляд за узкими прямоугольными очками был мягким и светлым. Она видела отрывки «Табу», выложенные в Сети. Бергер говорил о детях, что их сексуальность неизбежно становится товаром в рыночном обществе, когда все продается и покупается. Он говорил о допинге как о необходимости, если спорту суждено по-прежнему соответствовать нашему запросу на сверхчеловеческое. О легализации героина, более интересного и чистого наркотического вещества, чем алкоголь. Героин убивает удивительно мало людей. К смерти приводит криминализация наркотиков и все, что с ней связано: грязные шприцы, грязный секс, убийства как следствие неоплаченных долгов.

— Я падок на истории, — повторил он. — Особенно когда их рассказывает кто-то вроде вас, хотя мой интерес к красивым молодым женщинам переходит все больше в область академическую. — Он сделал беспомощный жест от области паха к голове. — Все больше в этом направлении, — вздохнул он. — Ну, хватит об этом, расскажите о себе. Тогда я взамен пообещаю: вы узнаете то, зачем пришли.

К этому она была не готова. На секунду так смутилась, что могла бы даже сесть к нему на коленки, как маленькая девочка, стоило только ему попросить. «Надо собраться», — подумала она и сказала что-то о дизайнерских планах. На это он улыбнулся из облака «Голуаза», отчего она проговорила что-то о своих попытках быть моделью: для нее это не имело значения, но кто-то, непонятно зачем, призывал ее заняться этим на полную.

— Не притворяйтесь, будто не понимаете зачем, — скомандовал Бергер. — Вы уже давно заметили, как ваше присутствие действует на других. Может, даже всегда это знали.

— Не всегда, — выпалила она. — Я типичный гадкий утенок, оказавшийся в чужой стае. В начальной школе со мной никто не водился. Да и в средней тоже.

— Могу себе представить, — кивнул он.

Она хотела на этом остановиться, но продолжала рассказывать. О жизни в Амстердаме. Фотосессиях. Вечеринках. Хотела было упомянуть Зако. В последнюю секунду резко повернула разговор:

— Вы собирались рассказать о Майлин. Как вы с ней познакомились.

Снова уголки губ раздвинулись и обнаружили белые мышиные зубки. Без сомнения, он обратил внимание, как резко она сменила тему.

— Майлин мне понравилась, — сказал он. — Вы мне обе нравитесь — такие разные.

— Зачем вы хотели, чтобы она участвовала в «Табу»?

Он откинулся в кресле, скорчив гримасу, будто у него болела спина:

— То, чем я занимаюсь, Лисс, отличается от этих вечных реалити-шоу, которые всем давным-давно надоели. Когда я появляюсь на экране, что-то происходит. В моих шоу есть что-то неподконтрольное, определенно неприятное, даже потенциально опасное. Во-первых, я использую самого себя, свою жизнь. Свои собственные злоупотребления. Насилие, секс и разрушение. А еще я приглашаю много клоунов, которые душу продадут, лишь бы оказаться на экранах. Сначала я был как прокаженный, теперь меня не гнушаются политики и паразиты от СМИ. Это дает им очки. Этих гостей я могу отчитывать и делать с ними что угодно. Все равно, что бы я ни говорил, они одинаково мило улыбаются и стараются выглядеть круто. — Он гулко засмеялся и закашлялся. — Но других я приглашаю, чтобы было сопротивление, — продолжал он, успокоившись. — Я читал некоторые статьи Майлин в газетах и позвонил ей. Она такая же резкая на самом деле, как я предполагал. Но по-другому. Никакой феминистской болтовни. Ее волнует мир вокруг, а не идеология.

— Вы встречались не раз?

— Три. Она была у меня в гостях несколько недель назад. Мы сидели здесь и планировали шоу.

— Я в это не верю, Майлин никогда бы не дала использовать себя для ваших целей.

Он снова засмеялся:

— На это ответа у нас нет. Она хотела превратить передачу в нечто отличное от задуманного мной. И ладно. Лишь бы был градус. Мне нравится, когда люди говорят напрямую. А потом она не появилась.

— Она с вами связывалась.

— Позвонила накануне, — подтвердил он. — Сказала, что хочет со мной поговорить. Какие-то практические вопросы, которые надо разъяснить перед эфиром. Она чудовищно дотошная. Мы договорились, что я загляну к ней в офис по дороге в студию. Что я и сделал.

— Значит, вы все-таки виделись в тот вечер?

— Она послала мне сообщение, что опаздывает, отправила мне код от входной двери и попросила подождать в приемной. Но, как я сказал, она не появилась.

— А вы там сидели?

— Эй, Лисс, я все это уже сообщил в показаниях полиции. Будете еще спрашивать, я решу, что вы работаете на них.

За его дразнящим тоном она заприметила что-то более серьезное, вроде предупреждения. Она затушила сигарету, решила зайти с другой стороны:

— Думаете, мы можем обойтись без табу?

Он глубоко затянулся, подержал немного дым в легких и потом с шипением выпустил его сквозь зубы.