Дэвид Хьюсон - Седьмое таинство

Он бросил взгляд назад, на холм. На набережной под ним уже собралась толпа, у кромки воды — тоже. Никто особо не дергался. Даже шакалы из прессы теперь явно поскучнели. Мессина служил в полиции всю жизнь, работал в форме, патрулируя улицы, потом в гражданской одежде, занимаясь расследованиями, прошел все ступени, прежде чем перейти на руководящую должность. Так что он прекрасно понимал нынешнее положение — временный застой, поиски в потемках, как в мутной воде, когда расследование почти застопорилось, когда спал первоначальный азарт, вызванный всплеском адреналина, когда стало понятно, что немедленного прорыва ждать не следует. Экскаваторы уже вгрызлись в участок Апельсинового садика. То, что вначале казалось простой задачей, обернулось кошмарной попыткой переместить небольшой пласт земли и камней, который все время осыпался и разваливался. Кретин-маркшейдер, присланный компанией, которая предоставила экскаваторы, по всей видимости, совершенно не справлялся со своей задачей. Ни один из археологов из команды Браманте помогать не пожелал: все они были возмущены происходящим. Джорджио уехал в квестуру, а без него поблизости не было ни единого специалиста, который мог бы дать квалифицированный совет по ведению дальнейших работ.

И экскаваторы шли вперед практически вслепую, а Мессина все еще наивно полагал, что по мере углубления работать станет легче. Как он сам сказал Фальконе, это все равно что срезать верхушку муравейника и заглянуть внутрь. Как выяснилось, комиссар занимался самообманом. Результат оказался гораздо более непредсказуемым. Гнездышко оказалось давным-давно покинутым. Внутренность холма представляла собой лабиринт тоннелей и разломов, опасных, рыхлых, грозящих вот-вот обвалиться. Один из экскаваторщиков уже начал намекать на то, что продвигаться дальше слишком рискованно. Армейские саперы выбрались наружу и, наблюдая за процессом из парка, с поросшей травой возвышенности, курили с таким выражением на лицах, которое явно говорило: все вы тут недоумки и любители. Экскаваторы уже превратили в гору камней то, что, на непрофессиональный взгляд Мессины, смотрелось как огромный подземный храм; стараясь добраться до слоя красноватой земли, они уничтожили явные артефакты и то, что выглядело горой разбитых и разломанных костей. Он уже понял, что это ему так просто с рук не сойдет.

Но все уже не имело для него никакого значения. Важно было только одно: здесь не нашлось никаких следов маленького Алессио Браманте. Ни клочка ткани с его одежды, ни отпечатка подошвы в грязи, ни отдаленных криков, еле слышного дыхания или сердцебиения, которые могли бы уловить чувствительные приборы, что Фальконе притащил сюда именно с этой целью.

Мессина смотрел на поток транспорта и говорил себе: мальчик не может исчезнуть просто так, словно по мановению волшебной палочки. Теперь оставалась единственная надежда — выбить хоть какую-то информацию из Лудо Торкьи. И поскорее. Чего бы это ни стоило.

Как всегда, он расположился на переднем пассажирском сиденье. Артуро не любил ездить сзади, не считал себя таким уж большим начальником. Он просто указывает подчиненным путь — именно это нужно любому войску, а полиция тоже своего рода войско, пусть они и не карабинеры.

Водитель, Таччоне, был из патрульных полицейских; его услугами Мессина пользовался достаточно часто. Не блещет умом, надежный и добрый малый ближе к сорока, из тех, что много лет подряд пытаются сдать экзамен на должность начальника отдела. Не такой яркий, честолюбивый и повсюду сующий нос индивидуум, как Фальконе. Но комиссару нужны и рядовые солдаты, думал Мессина, точно так же как и хорошие офицеры.

— Что бы ты делал, если бы кто-то вот так умыкнул твоего сына? — спросил водителя Мессина, не слишком рассчитывая получить ответ.

Таччоне обернулся и удивленно уставился на шефа. В его глазах появилось нечто, чего руководитель следственной бригады никогда прежде не видел.

— Да то, что любой стал бы делать, — тихо ответил водитель. — Завел бы этого подонка в маленькую отдельную комнатку. Убедился бы, что поблизости никого нету, и…

Здоровенный малый. Он, видимо, уже так делал, решил комиссар.

— Эти времена прошли, дружище. Мы теперь подчиняемся строгим правилам. Соблюдаем Уголовно-процессуальный кодекс. Букву и дух закона.

Уличный затор все больше затруднял движение. Ни маячок, ни сирена помочь уже не могли. Легковушки, автобусы, грузовики забили набережную Лунготевере на всем ее протяжении вокруг небольшой пьяцца ди Боккаделла Верита. За ней под лучами вечернего солнца виднелся лагерь протестующих, занявший почти все пространство рядом с Большим цирком, — скопище разношерстных палаток и тел, накрывшее до последнего квадратного дюйма землю, когда-то служившую императорским ипподромом.

Таччоне выругался, вывернул руль полицейской «ланчии», въехал на широкий тротуар и вдавил педаль газа в пол. Так он сумел пролететь добрых четыреста метров, разгоняя пешеходов и не обращая внимания на их ярость. Потом высмотрел щель в потоке возле светофора, влился в цепочку еле движущегося транспорта и начал пробираться дальше, подрезая и справа, и слева.

Через несколько минут добрались до квестуры. У входа вертелась целая толпа репортеров, фотокорреспондентов и телевизионщиков. Они уже знают, что подозреваемый внутри, догадался Мессина. Даже если какой-нибудь паскудник из самой полиции не сообщил им об этом за незаконную мзду в несколько лир, это наверняка сделал по своем прибытии Джорджио Браманте. Такой уж он человек. Всегда идет навстречу журналюгам, хотя ему настоятельно советовали этого не делать. Профессор считал, что его обманули, а человек, считающий себя обманутым, всегда более склонен действовать под влиянием чувства попранной справедливости, нежели прислушиваться к рекомендациям здравого смысла.

Таччоне резко затормозил, распугав группу писак.

Потом обернулся и жалобно посмотрел на Мессину.

— Конечно, комиссар, те времена давно прошли, — медленно произнес он. — Но мы ведь можем их вернуть…

Эмили позвонила и предложила сравнить образцы почвы с другими вещдоками, собранными в катакомбах. Сказала, что это может оказаться неплохой идеей. Но не сообщила, что отлично себя чувствует и повода для беспокойства нет. Могла бы и добавить, что это очень здорово — забраться в такую норку, в этот шикарный особняк в Орвьето, пока следственная группа возится с очередным трупом на бесконечном конвейере.

«Ох уж эти мне американцы!» — пробормотала под нос Тереза. Вынь да положь им трудовую этику! А беда в том, что пресловутая этика требуется им везде и всегда, даже когда они не работают.