Марина Эльденберт - Жертва

Он вел себя профессионально. Вопросов не задавал, ни с кем разговориться не пытался. Работал по схеме смена-отчет, и в свободное время вел «светский образ жизни бывшего измененного». Это выводило из себя: наблюдать за импровизированным романом день за днем, особенно при мысли о том, что Хилари где-то в западне. Списав собственные эмоции на тревогу за неё, Джеймс ненадолго успокоился. Если Воронова и Торнтон приведут его к Хилари, он готов даже свечку им подержать.

Влюбленная парочка была похожа на студентов в конфетно-букетный период, и Джеймс временами ловил себя на мыслях о том, как начинались их с Хилари отношения. Это совершенно точно нельзя было отнести к разряду романтических чувств или хотя бы намека на симпатию.

Во время очередного рейда произошла утечка информации, Джеймса взяли живым, но ему повезло оказаться в руках Хилари. Она не позволила своим ребятам расправиться с ним. Какое-то время он был её пленником и в те две недели обращались с ним вполне сносно. Провал той операции в Ордене решили повесить на него, и Хилари узнала, кто он такой, но умолчала о его истории.

Пронюхай молодые измененные, кого они захватили, всего её авторитета не хватило бы, чтобы их остановить. Когда Орден снова добрался до её группы стараниями Корделии, он ответил тем же. Инсценировать смерть измененной было непросто, но впервые в жизни Джеймс был уверен, что поступает правильно. Он не привык оставаться в долгу.

Жизнь после этого кардинально поменяла вектор. Если раньше в ней не было ничего, кроме убийств, то после появления Хилари Джеймс снова начал сомневаться. В том, что делает, что цель оправдывает средства и что руки, по локоть запачканные в крови теневых тварей, действительно сделают мир лучше. Впервые они оказались по одну сторону баррикад: двое отчаявшихся, потерявших последние ориентиры в жизни, цепляющихся друг за друга, как за последнее спасение.

Именно тогда Джеймс впервые подумал об измененной, а если быть точным о Хилари, как о человеке. Развитие их отношений не заставило себя ждать, но чем дальше они заходили, тем больше сомнений испытывал Джеймс. Отчасти поэтому он и предложил ей свадьбу. Надеялся, что после все пути к отступлению будут отрезаны, но стало только хуже.

В нём будто уживались две сущности. Одна тянула назад, вторая же уверяла, что он на правильном пути. В конечном итоге эта двойственность стала сводить с ума, и даже когда все вампиры исчезли с лица Земли, это не прекратилось. Временами Джеймс ловил себя на том, что пальцы дрожат от воспоминаний об оружии. О том, как он избавлял планету от тварей. Следом накатывал стыд, граничащий с паническим страхом, ведь Хилари была одной из них. Он замкнулся, стал злым и раздражительным и полностью ушел в работу. В новой жизни не было места убийствам измененных, потому что даже те, кто выжил, стали людьми.

Именно это сводило его с ума все это время, и в минуты философского созерцания стремительно развивающегося романа между Торнтоном и Вороновой Джеймс ясно осознал одно. Все это время ему патологически не хватало убийства.

Сидя на скамейке в тени, Хилари смотрела прямо перед собой. Из головы не шли слова Люка: «Я не единственный, кого вы здесь заинтересовали». Он имел в виду Вальтера? Или кого-то ещё?

Браслет на руке отмерял минуты свободы в порядке убывания. Два часа в день утром, два вечером. В любое время, кроме отведенного на процедуры. Побег больше не представлялся ей возможным, и эти мысли были значительно тяжелее, чем темные низкие тучи, стягивающиеся над островом. Она боялась, что проливной дождь так или иначе вынудит её вернуться в камеру. Свою палату в медицинском корпусе Хилари теперь иначе не называла. Если бы она знала, что природа соберется обрушить на это чистилище тропический ливень, выбрала бы другое время.

— Тоже не угадали? — от голоса, раздавшегося со спины, она вздрогнула и обернулась. Хилари видела Люка второй раз, с момента их первой встречи прошло чуть больше недели. Ей показалось, или он выглядел ещё гораздо более слабым?

— Не угадала, — подтвердила она, ничем не выдавая и не озвучивая своих истинных мыслей, — привет, Люк.

Первые крупные капли упали на землю, но он не двинулся с места, только подставил руки ладонями вверх.

— Пойдем, — Хилари шагнула к нему и протянула руку.

— Я останусь.

— Хочешь промокнуть до нитки?

— Меня меньше всего волнует, что я подцеплю насморк, Хилари.

Словно в подтверждение её слов дождь обрушился на землю сплошным потоком, будто разорвались небеса. Охранники экипировались в накидки с капюшонами, дорожки мгновенно опустели. Другие пациенты поспешили в укрытие, пусть даже ненавистной им тюрьмы.

— Я останусь с тобой, — одежда прилипла к телу, и Хилари снова отступила под ветви тропического дерева с огромными листьями. Это помогало относительно, но все же защищало от хлестких ударов сильных струй.

Она не общалась с другими пациентами. Ни с кем, кроме Люка. Это не было запрещено, но и желания она не испытывала ни малейшего. После разговора с мужчиной, который так и не назвал своего имени и практически довел её до истерики своим паническим состоянием, Хилари решила, что ей и одной неплохо.

— Я сегодня получил свои анализы, — Люк последовал её примеру, и добавил спустя несколько мгновений, — наверное, я скоро умру.

Хилари и рта раскрыть не успела, как он продолжил.

— Знаю, что ты хочешь сказать: «Всегда есть шанс на ошибку», или: «Не сдавайся», но у меня нет времени на все это. Я хочу знать, что Беатрис не останется один на один с этим ублюдком. Мне нужно это знать, Хилари.

Казалось бы, что может быть проще. Пообещать смертельно больному ребенку, которого видишь второй раз в жизни, что поможешь его матери, о которой только слышала. Пообещать и забыть об этом, потому что в таких ситуациях каждый сам за себя. У Хилари никогда так не получалось. Она всегда старалась поступать правильно, исходя из собственных представлений о том, каково это.

— Ты молчишь, — вздохнул Люк, создавалось ощущение, что он может читать её мысли, — это хорошо. Значит, я в тебе не ошибся.

— О чем ты?

— Тебе не все равно. Потому что ты не сказала сходу: «Конечно, Люк, не вопрос. Я помогу твоей Беатрис, когда она вляпается по полной».

Он говорил спокойно, но Хилари буквально физически ощущала исходящее от него отчаяние. Как будто вновь обрела способность к эмпатии, утерянной вместе с даром-проклятием. Нет, это было нечто гораздо большее. То, что она всегда называла «быть человеком». Умение слушать и слышать другого, пусть даже того, с кем говоришь второй раз в жизни. Осознать, прочувствовать его боль.