Брайан Форбс - Порочные игры

— Она не будет завтракать. Она пошла к мессе.

Из-за его довольно странного тона и, возможно, из-за того, что время было еще раннее и я туго соображал, я решил выяснить, в чем все-таки дело.

— Почему же она расстроилась?

— Почему? Неужели непонятно?

— Нет. Правда нет.

— Они с Генри были одно время очень близки.

— Ну да, и я тоже. Его смерть меня потрясла. Он был моим самым лучшим другом.

— Это совсем не то, — загадочно промолвил он.

Что же в нем было отталкивающего? Вкрадчивость? Самоуверенность богача?

— Ваша сестра дала мне понять, что вы не общались с ним и с Софи.

— Да? В некотором смысле, пожалуй, это верно. В нашей жизни люди приходят и уходят.

Я налил себе еще чашку кофе и сказал, нарочно глядя мимо него:

— Тогда, значит, вам неизвестно, что за неприятности толкнули его на такое? — Я быстро посмотрел на Виктора и увидел на его лице странное, пожалуй, даже гневное выражение.

— «Неприятности»? Почему вы так говорите?

— Не нашел лучшего слова. Думаю, только неприятности могут довести человека до самоубийства.

— А, понимаю, что вы имеете в виду. Верно.

— Мне казалось, не в характере Генри совершать нечто подобное. Он обычно умел справляться с любой бедой.

— Возможно, это Софи его довела, — сказал Виктор.

Я прикинулся удивленным.

— Разве они не были счастливы? Я считал их брак вполне удачным.

— Значит, вы мало знаете, — ответил он и тут же спохватился, хотя, по сути, ничего не сказал, затем, успокоившись, добавил: — Впрочем, кто знает чужую семейную жизнь? Ведь многие, пытаясь покончить с собой, надеются, что их спасут. Это — как крик о помощи доведенного до отчаяния человека.

— Лишь в тех случаях, когда принимают таблетки, — возразил я. — Но повешение — акт более решительный, не так ли? Его исход практически предопределен, тем более в гостиничном номере, да еще в Москве. Это чересчур далеко от добрых самаритянских друзей.

От этой беседы у Виктора явно испортился аппетит, и он отодвинул тарелку с недоеденным завтраком.

— Рассуждения о том, зачем да почему, его уже не воскресят. — Он сказал это подчеркнуто выразительно, и на том разговор наш закончился.

Еву я увидел лишь перед самым ленчем, когда забрел в библиотеку, где она полулежала в кресле.

— Я, видимо, должен принести вам свои извинения, — сказал я, игнорируя требование ее братца оставить в покое этот предмет. — Я не хотел вас огорчить, вспомнив о Генри.

— Что сказал Виктор? — спросила она. — И почему он все время встревает? Он иногда бывает ужасно глуп.

— Как прошла месса? — спросил я, полагая, что это лучший способ сменить тему.

— Месса? Я не была в церкви целую вечность. Я просто совершала моцион. В Англии непременно толстеешь, здесь так много едят. С тех пор как мы приехали, я прибавила несколько фунтов.

Это была типичная жалоба всех дистрофиков.

— И надолго вы теперь в Англию?

— Кто знает? — Как и ее брат, она любила отбивать у собеседника охоту разговаривать. Говоря друг о друге, они разыгрывали недовольных супругов. Не испытывая ни малейших материальных затруднений, они тем не менее сетовали на свою судьбу, находя повод для недовольства всем и вся за пределами своего узкого мирка. Они занимали меня как писателя, потому что считали себя вне критики и вызывали невольное желание пробить панцирь их превосходства, потрясти их, привести в замешательство. Не могу сказать, что я в этом преуспел, — Виктор и Ева оставались абсолютно индифферентны к окружающему. В их же собственном мирке капризы и грубость были непременными, усердно культивируемыми атрибутами общения.

Вытянутое лицо Евы напоминало мне элегантные манекены в витринах магазинов одежды, которых лишь по ошибке можно было принять за людей.

Я хотел спросить ее о Софи, но тут в библиотеку вошел Виктор.

— Вот ты, оказывается, где, а я тебя всюду ищу, — сказал он, бросив на нее вопросительный взгляд, который, очевидно, служил и предупреждением. — Китти предлагает прокатиться верхом.

— Да? Вот уж чего мне совершенно не хочется. Я только что вернулась с прогулки и собираюсь принять ванну.

Я не преминул вставить:

— Ева решила остаться грешницей и пропустила мессу.

Ева обернулась к нему.

— Да, Виктор, чего ради ты сказал Мартину, что я пошла в церковь? Иной раз уписаться можно от твоих глупых выдумок.

Горячность сестры его обескуражила, и он растерялся, но тут же сказал:

— Значит, я извинюсь перед Китти, раз ты не хочешь?

— Да, именно не хочу. Мы с Мартином собираемся в деревню — купим каких-нибудь газет поинтереснее. У Китти всегда одна мутота.

— Ну хорошо. — Мне показалось, что Виктор вот-вот заплачет. — Желаю приятно провести время. — Он повернулся и вышел из комнаты.

— Вы видели его лицо? — спросила она, едва за ним закрылась дверь. — Ведет себя как последний раздолбай. Привык все решать за других, а я этого терпеть не могу.

— Но вы тоже любите решать за других. С чего вы взяли, что я поеду с вами в деревню? Может быть, у меня свои планы или мне как раз нравится мутота?

— А если я попрошу?

— Вот это уже другое дело.

— Пожалуйста.

— О, уверен, вы можете это сказать более проникновенно.

— Ну пожалуйста, Мартин, не будете ли вы таким душечкой и не отвезете ли меня в деревню?

— Вот это уже лучше. Ладно. Только не задерживайтесь в ванной. Мне было бы жаль терять все утро.

— А я и не собиралась в ванную, — сказала она. — Это я просто так сказала. Для Виктора. Можно ехать сейчас же.

Мы вышли к моей «хонде». Бросив на нее взгляд, Ева заметила:

— Эти маленькие дешевые машинки — просто прелесть, правда?

Она оглянулась на дом, а я открыл дверцу.

— Он смотрит на нас. Где-то там притаился и смотрит. Безумец.

— А почему он ведет себя так?

— Вы не догадываетесь?

— Нет, как вы могли заметить вчера вечером, я не большой мастер разгадывать загадки.

— Он ревнует.

— Думаю, в данном случае у него нет для этого никаких причин, — сказал я, когда мы тронулись с места.

— Ну кто знает? Все течет…

Я промолчал. Когда мы подъехали к деревенскому магазину, я остался в машине, а она пошла покупать всякую макулатуру со сплетнями. Затем появилась и крикнула:

— Я не взяла с собой денег!

— Сколько вам нужно?

Она шлепнула мне на колени кипу газет.

— Посчитайте, а то я в арифметике полный нуль.

Я протянул ей пять фунтов. Она взяла и спасибо не сказала. Вернувшись и сев в машину, Ева пробежала глазами всю кипу, побросав на заднее сиденье приложения с рекламой викторианских оранжерей и комплексных туристических поездок, и по дороге выдала мне краткое обозрение.

— На этой неделе сплошная скука. Чарльз и Ди, согласно уверениям безымянного близкого друга, снова готовы помириться. Как вдохнуть новую жизнь в ваш брак с помощью масла грецкого ореха. Тайная жизнь — Мадонна пытается скрыться от своих фэнов. Ничто в сравнении с теми, кого вы найдете в Америке. Никаких запретов и куча веселья — можно подумать, что Мерилин Монро жива-здорова и работает в какой-нибудь семье девушкой au pair. [61] То есть выполняя работу по дому в качестве платы за пансион (фр.). А вот то, что я называю «вдохновляющим»: все эти английские газетенки помешались на сиськах. Посмотрите-ка вот на эту. — Она развернула передо мной страницу. — Пятьдесят четыре дюйма, а ей всего семнадцать. Корова. И что, такие штучки возбуждают мужчин?