Валерий Прохватилов - Снайпер должен стрелять

Оба закурили. Мысленно Хьюз прикидывал, как ему отсюда быстрее проехать в офис.

— О мотивах убийства, — продолжил Доулинг. — При обыске, в бумагах Бертье, мы нашли письмо. Его текст таков: «Господин Бертье! Пока вы безуспешно поправляете тут здоровье, ваша очаровательная супруга, миссис Э. Хартли, развлекается с графом Р. Бэдфулом. Можете убедиться в этом в ближайшую среду в девять утра у калитки в юго-западной части парка»… Ну как?

— Впечатляет, — несколько ошеломленный, промолвил Хьюз. — Если это убийство в самом деле из-за ревности, то…

— Из-за ревности, друг мой, именно из-за этой треклятой ревности! — патетически перебил журналиста Доулинг. — Господи, что они с нами делают!..

— В чем же дело, — воскликнул Хьюз, приходя в себя. — Почему же вы ничего не сказали об этом еще там, у входа?

— Милый мой, — вздохнул Доулинг. — Если бы я сказал… Я прошу вас, кстати, выключить на минутку эту вашу чертову мыльницу…

Хьюз выключил диктофон и сунул его в карман.

— Сами подумайте, — сразу продолжил Доулинг. — Если бы я там, на входе, перед всей этой зубастой сворой произнес хоть слово о том, что мотивом хладнокровного утреннего расстрела людей из глухой засады является чья-то безумная ревность, что было бы, а?.. Верно, Хьюз, вы весьма догадливы: там бы вы меня все и слопали! Вы же, возможно, первый закричали бы мне в лицо: «А к какому же это конкретно черту наш бесподобный потомок Вильгельма Теля ревновал, например, несчастную собачонку Марфи?» Он ведь, друг мой, кроме двоих людей, для чего-то угрохал и эту маленькую собачку! Что это, по-вашему, а? Мог ли я допустить, чтобы вы там все надо мной смеялись?

Хьюзу было не до смеха. Он сейчас жалел лишь о том, что послушался Доулинга и убрал диктофон в карман.

— У вас ко мне есть вопросы? — спросил между тем комиссар полиции. По самой интонации было видно, что обещанные три минуты давно закончились.

— У меня всего один вопрос, мистер Доулинг, — сказал Хьюз. — Извините, но я прошу вас хотя бы на миг представить, что вы — Бертье. И в один прекрасный момент получаете вдруг письмо, из которого видно, что жена давно изменяет вам. Как бы вы лично надумали наказать ее?.. Сильно сомневаюсь, что, взяв винтовку, вы полезли бы на старый глухой чердак, в четверти мили от места встречи вашей драгоценной жены и ее любовника!

— Черт возьми! — сказал Доулинг. — Я бы вряд ли полез на чердак, вы правы. Я бы такую жену этими вот руками… — Хьюз невольно глянул на мощные руки Доулинга. — Я бы ее задушил — еще дней за десять до нашей счастливой свадьбы! Но ведь факт есть факт, дорогой мой друг! Все же этот Бертье предпочел чердак!

Вскоре после этой фразы они расстались.

Хьюз немедленно отбыл в офис, обработал материал и затем уже отправился в «Клуб по средам». Вечно успевающий как бы сразу находиться в пяти местах, внешне обаятельный и всегда уверенный в себе журналист Арри Хьюз вдруг внушил себе в этот час потрясающе прекрасную мысль о том, что он должен срочно, как раз сегодня, обязательно повидать зачем-то мисс Мари Монд, с которой он до этого не встречался уже, должно быть, без малого двести лет.

Вскоре Хьюз, почти не снижая скорости, уже поворачивал на залитую желтым светом фонарей улицу Кэлтон-роуд, где в уютном и просторном доме Ника Эрделюака раз в неделю собирались его друзья.

Комиссар Сэм Доулинг в это самое время все еще продолжал сидеть в управлении полиции, в кабинете, перелистывая папку с документами, которую положил ему на стол капитан Рикарден. Среди прочих деталей дела Доулинг пытался мысленно совместить два факта, без которых не было пока что внятного ответа на ряд вопросов. Почему, например, Эмма Хартли, оформив недельный отпуск, сломя голову прилетела из Лондона к этой злополучной калитке парка как раз сегодня?.. И как можно теперь однозначно толковать слова, сказанные владелицей лондонской шляпной мастерской Мариэлой Джексон в ответ на телефонный звонок Милены? Потому как — и Доулинг это прекрасно помнил — мадам Мариэла Джексон среди прочего сообщила секретарше весьма любезно, что в настоящее время муж ее сотрудницы Эммы Хартли проживает где-то в Париже, но, где точно, она не знает…

Канцелярская работа, по мнению капитана Рикардена, была штукой настолько злодейски хитрой, что проделывать ее надлежало в очень высоком темпе. Чтобы, например, не свихнуться. Или, скажем, как бедняга Сизиф в свое время, не впасть в отчаяние. В любом случае — не завыть на луну, не закукарекать и не спрыгнуть с ближайшего моста в реку.

Изощренную хитрость этой монотонно-сухой работы, по многолетнему опыту капитана, можно было сравнить лишь с хитростью бесконечно уставшей от семейных скандалов и склок мамаши, наделенной цепким, как клещ, умом, заставляющим ее предпринять отчаянную попытку выдать замуж в один сезон сразу трех своих конопатых дочек.

То есть надо было уметь каждый рапорт о любом, пусть даже самом запутанном и невероятно скандальном деле, составить так, чтобы и высокое начальство, и родственники пострадавших, и пресса сразу могли увидеть, что полиция округа в каждом конкретном случае сделала все от нее зависящее.

С этих самых позиций капитан Рикарден отнесся и к подготовке отчета по «Делу Бэдфула». Этот внешне холодный, но достаточно пунктуальный и весьма понятливый человек был по должности, занимаемой им в управлении полиции, одним из помощников комиссара Доулинга, а по сути — правой его рукой. Впрочем, когда надо, и тенью шефа.

Пролистав отчет и затем внимательно прочитав его, что-то ужав, а что-то, наоборот, добавив, Доулинг вызвал в свой кабинет Рикардена и, похоже, провел с ним доверительную беседу не о чем ином, как о странностях жизни, отражающейся порой в любых официальных сводках и рапортах столь же призрачно и условно, как, к примеру, стройные прибрежные сосны, вместе со всем, что местные жители меж ними в спешке нагородили, отражаются в беспокойном, основательно подернутом рябью озере.

— Понимаешь, Рик, — сказал Доулинг, отодвинув наконец от себя черную стандартную папку, довольно пухлую, — если нас с тобой за такой отчет не погонят с работы в шею, значит, я чего-то не понимаю. Значит, как говаривал этот наш классический теоретик всяческого оправданного безделья Гамлет, «подгнило что-то в Датском королевстве»… Как думаешь?

— Думаю, из отчета видно, что у нас и овцы убиты, и волки тоже , — спокойно сказал капитан Рикарден. — Главное ведь, что преступление раскрыто и мотив известен. Большинство избирателей понимает, что ревность — это, к сожалению, неизбежный налог на святость. Наше слабое место — случайная смерть свидетельницы, и только. В остальном же… — Он замолчал и позволил себе развести руками.