Валерий Прохватилов - Снайпер должен стрелять

Просто удивительно, как порой обычный, часто даже случайный жест собеседника может вдруг изменить ход мыслей. Только теперь, сидя в своем респектабельном кабинете и глядя в глаза Рикардену, Доулинг с удивлением понял, почему он тогда взорвался — в ту среду, в ту проклятую среду, когда примчался по вызову Инклава прямо из-за обеденного стола у Мондов в злополучный коттедж на Рейн-стрит, 16. Он взорвался в буквальном смысле: именно такой же, как только что у Рикардена, беспомощный жест инспектора Инклава доконал его. В тот момент, когда до комиссара полиции дошел тот прискорбный факт, что единственная их свидетельница погибла — из-за самой глупейшей, даже примитивной ошибки Инклава, эмоциональное триединство Рычард — Доулинг — Рыжий Черт на какое-то время словно затмило его рассудок. Больно было вспоминать, как там, на пороге комнаты, где недвижно лежали Бертье и Силена Стилл, он, вместо того чтобы сразу же приступить к работе, потрясал кулаками, багровел, изрыгал проклятья, бесконечно что-то кричал — о двух трупах там , о двух трупах здесь — и в конце концов откровенно бросил в лицо инспектору, что для ровного счета тут же следовало бы прихлопнуть и его — «как беспомощную собачонку Марфи!»… Одним словом, проделал все, о чем его же ребята из управления, добавляя свои детали, будут с юмором толковать потом где-нибудь на дежурстве или в тесном баре у Томми Стиггенса.

«Впрочем, черт с ними, — тут же подумал Доулинг. — Популярность анекдота или пафос большой легенды — какая разница? В нашем деле все работает на имидж, а это главное…»

Вслух же он произнес, неожиданно для Рикардена перейдя на «вы»:

— Постарайтесь впредь, капитан, чтобы это не вошло у вас в привычку — при беседе со мной разводить руками в недоумении. И особенно в момент, когда речь идет о репутации одного из сорока семи полицейских управлений Англии.

Услышав такое официальное обращение, где вместо столь привычного уху подчиненных сарказма Доулинга откровенно сквозила холодная струя даже не смягченного шуткой пафоса, капитан теперь чуть внимательней посмотрел на шефа, быстро стараясь определить, чего же он хочет на самом деле?.. Может быть, собирается задробить всю папку?..

Потом до Рикардена вдруг дошло, будто в сумраке щелкнула где-то спичка: инспектор Инклав… Конечно, все дело в Инклаве! Так всегда: о любой неудаче шефу долго будет напоминать какая-нибудь незначительная деталь. В данном случае — вполне безобидный жест в недоумении разведенных рук. Все мы легче переносим большую печаль, чем мелочь. Да, такой уж у него характер, у Рыжего Черта, как правильно говорят ребята. И характер этот не переделаешь…

— Дело не в инспекторе Инклаве, шеф, — решительно заявил Рикарден. — Из его объяснений видно, что эта Силена Стилл была законченной истеричкой. Согласитесь — схватить бутылку, черт ее знает с чем, стоящую в изголовье трупа… Это не предусмотрел бы сам Роберт Пиль, [2] Роберт Пиль (1788–1850) — премьер-министр, затем министр внутренних дел Великобритании, создатель «новой полиции» (1829). будь у него во лбу не семь пядей, а все двенадцать!

— Да, конечно, дело не в нем, — согласился Доулинг. — Хотя видел бы ты, как он входит теперь ко мне в кабинет — по вызову… Или как садится на кончик стула, будто барышня, положив на колени руки… И это в прошлом — один из лучших моих людей, на которого в ряде случаев я мог положиться почти как на вас с Рудольфом… Как на себя! Если у него этот комплекс неполноценности начнет развиваться дальше…

— Надо, шеф, подождать неделю, от силы две. По моим наблюдениям, такие сильные люди, как Инклав, быстро приходят в норму. Можно вспомнить тем более, как он ловко доставил сюда модистку — эту, как ее… Джуди, сослуживицу и подругу убитой Хартли. Три часа до Лондона, три часа обратно — и дело в шляпе: можно заколачивать гробы и играть Шопена. Если бы не этот спонтанный рывок инспектора, идентификация Бертье и Хартли не могла бы считаться полной. Так что, я думаю, еще неделя — и все закончится.

— Дай-то Бог, — примирительно согласился Доулинг. — Разумеется, я такими людьми не привык бросаться. Будь любезен, Рик, помоги ему, и забудем это…

«Стало быть, финиш, — решил капитан Рикарден. — Раз уж такой несерьезной просьбой шеф заканчивает разговор о рапорте, значит, сам рапорт его устраивает…»

— Теперь самое главное, Рик, — сказал Доулинг. — Кажется, мне придется немного развеять твои иллюзии…

Капитан Рикарден сразу несколько потускнел, но при этом продолжал спокойно смотреть на шефа, ибо знал, что в работе с Доулингом надо быть всегда готовым к чему угодно.

— Ты меня правильно понял, — тут же добавил Доулинг, — я говорю о рапорте. Хочешь, плесни себе малость виски. Где стоит бутылка, ты знаешь.

— Я бы предпочел сейчас сигарету, шеф.

— Хорошо, держи.

Оба закурили.

— Ну так вот, — сказал Доулинг, передвинув поближе к Рикардену натуральный черепаховый панцирь, изящно выделанный под пепельницу. — Рапорт наш составлен суховато, драматично и при этом весьма корректно. В духе наших старинных народных сказок о Карлейльском стрелке из лука. Версия о маньяке-ревнивце шита белыми нитками — на семьдесят пять процентов. Именно поэтому я позволил себе сделать ряд сокращений. Приготовишь необходимое количество экземпляров — я немедленно подпишу. На официальном уровне дело будем считать законченным. Если в министерстве внутренних дел возникнут вопросы — а они возникнут, потому как Бэдфул есть Бэдфул, — я с удовольствием на них отвечу. Статус главного констебля графства позволяет мне взять на себя ответственность. Пусть зубастые газетчики всей Британии, во главе с этим желчно-изысканным бузотером Хьюзом, называют меня ослом, старой перечницей — плевать! Ты, надеюсь, видел его статью в «Экспрессе»?

Капитан Рикарден только молча кивнул.

— Вот то-то… С этой минуты, Рик… кто бы к тебе ни полез с любыми, самыми праведными сомнениями, запомни: версия Доулинга остается незыблемой, как Белая башня в Сит, — Жан Бертье совершил убийство на почве ревности… Полный же текст отчета вновь положишь мне завтра — на этот стол. И тогда мы с тобой спокойно начнем работать, разрази меня гром небесный!

— Значит, все-таки вы…

— Совершенно верно, Рик! И все утро я только о том и думаю! Потому как ты правильно мне сказал: получается, что у нас здесь и овцы убиты, и волки тоже. Будто в современном варианте Шекспировой пошлой драмы об этом треклятом мавре! Но я чувствую загривком, мой друг, загривком! — дело только начинается, черт бы его побрал!

После этого Доулинг жестом предложил капитану Рикардену пересесть на диван, положил на журнальный столик черную папку, вместе с ворохом документов, и они потом долго над ней сидели, наполняя окурками черепаховый панцирь, изящно выделанный под пепельницу. Несколько раз Милена приносила им кофе и бутерброды, возмущенно вытряхивала окурки, то открывала, то закрывала оконную раму, потому что кондиционер, по ее мнению, должно быть, уже заклинило.