Челси Кейн - Сердце убийцы

У Собола побелели костяшки пальцев, а шея побагровела. Он молча поиграл желваками и процедил сквозь зубы:

— Только не думай, что ради нашей дружбы я буду закрывать глаза на то, как ты ловишь кайф на службе. Если у меня найдутся основания полагать, что ты не можешь нормально выполнять свои обязанности, я добьюсь твоего повторного увольнения по состоянию здоровья. — Он обратил на Шеридана похолодевшие голубые глаза. — Мне и так приходится покрывать тебя больше, чем хотелось бы.

Арчи кивнул своему другу.

— Я знаю.

Генри непонимающе поднял брови.

— Я знаю, знаю.

— И это твое общение с Греттен, — продолжал сердито выговаривать Генри. — Недели не проходит, чтобы ты с ней не встретился. У тебя крышу перекосило, дорогой мой! Мне до балды, сколько еще трупов она для нас отроет! Пойми, — он посмотрел другу в глаза, — ты должен остановиться, пока не поздно!

Арчи замер, боясь выдать себя. Он не хотел, чтобы Генри догадался о его чувствах. И без того доставлял ему немало беспокойства. Соболу не надо знать, как необходимы Шеридану эти еженедельные встречи. Какой необходимой стала для него Греттен — по крайней мере до тех пор, пока детектив не поймет, для чего он ей потребовался.

— Мне просто надо еще немного времени, — осторожно произнес Арчи. — У меня все под контролем.

Генри одной рукой достал из кармана кожаного пиджака темные очки, тряхнув, откинул дужки, надел и завел машину. Потом вздохнул и покачал головой:

— Надеюсь, ты не обманываешь самого себя.

Подсобного рабочего звали Эван Кент. Когда приехали Арчи и Генри, он закрашивал граффити на северной стене главного здания школы Джефферсона. Краска была слишком яркой, и красный прямоугольник цвета пожарной машины отчетливо выделялся на потускневших от времени кирпичах. Стену закрашивали неоднократно, и за многие годы она покрылась десятками заплаток разных форм и оттенков, слившимися в подобие абстрактного панно, которое по мере необходимости дополнялось новыми элементами. Кент выглядел лет на тридцать пять — спортивного телосложения, с темными волосами и тщательно подбритой бородкой. Одет в безупречно чистый синий комбинезон.

До начала занятий оставался целый час, а пока на школьной территории царили тишина и покой. Ограду из проволочной сетки перед входом украшали букеты цветов, разноцветные ленты и печального вида игрушечные зверюшки — чистосердечная дань памяти погибшей девочке. Самодельные картонные плакаты с фотографиями Кристи пестрели блестящими наклейками, рисунками рельефной краской и надписями: «Мы любим тебя», «Ты наш ангел навеки», «Господи, упокой ее душу».

Небо на востоке приобрело розовый оттенок, как у пузыря из дутой жвачки; на телефонных проводах чернели весенние птицы и мелодично щебетали. По обе стороны школы стояли патрульные полицейские машины, а возле каждого входа — по охраннику из частного агентства. На машинах были включены проблесковые маячки, что делало школу еще больше похожей на место преступления. Наступал очередной день в системе государственного образования.

— Я просто помочился! — сказал Кент навстречу приближающимся детективам.

— Прошу прощения? — непонимающе переспросил Генри.

Рабочий продолжал водить по стене набухшей от краски кистью, производя ею шлепающие звуки. Арчи заметил у него на предплечье татуировку, изображающую Деву Марию. Наколка свежая, тушь не успела потускнеть.

— Мне срочно понадобилось отлить после окончания шоу, а на меня повесили обнажение гениталий в общественном месте, — объяснил Кент. — Я, конечно, дурака свалял, но уже не мог терпеть, верите? Мне присудили штраф, и я заплатил.

— Вы не упомянули об этом при оформлении на работу, — заметил Арчи.

— Мне нужна эта работа. — Кент отступил назад и критически осмотрел результат своего труда. От надписи на стене не осталось и следа, только влажный кроваво-красный прямоугольник и резкий запах краски. — У меня философское образование, так что вариантов трудоустройства не так много. Вдобавок я диабетик. Без страховки у меня только на инсулин и шприцы уходит восемьдесят баксов в неделю.

— Бедняжка! — насмешливо произнес Генри.

Кент обиженно посмотрел на него.

— К вашему сведению, медицинская страховка в нашей стране — большая проблема!

Арчи выступил вперед.

— Где вы были между пятью и семью часами вечера второго февраля и седьмого марта?

Эван виновато ссутулился.

— На работе. Во второй половине дня я в кливлендской школе, часов до шести, как правило.

— А после шести? — спросил Арчи.

Кент неопределенно пожал плечами.

— Иду домой, если нет репетиции нашей группы. Или в бар.

— Употребляете алкоголь? — удивился Генри. — Вы же сказали, что болеете сахарным диабетом!

— Болею. И употребляю. Потому мне и нужен инсулин. Послушайте, когда пропала девочка из школы Джефферсона, у меня сломался мой «дарт». Я позвонил соседу по комнате, и он меня подвез. Можете спросить его. — Кент назвал имя соседа, номер его сотового, и Шеридан записал все это себе в блокнот. — Вы лучше последите за тем, чтобы долбаные газетчики не шлялись без разрешения по территории школы! Детям от них покоя нет! А потом они искажают информацию!

Арчи и Генри переглянулись — откуда ему знать неискаженную информацию?

Кент покраснел и принялся ковырять траву носком ботинка.

— Вы сообщите в «Амкорп» о моей судимости? — спросил он угрюмо.

— Вообще-то как полицейские мы обязаны это сделать, — ответил Генри.

Кент презрительно ухмыльнулся.

— А где вы, полицейские, были, когда этих девочек средь бела дня похищал какой-то маньяк?

Генри обернулся к Шеридану и спросил достаточно громко, чтобы услышал Кент:

— Ну, как думаешь, его рук дело?

Арчи окинул школьного рабочего преувеличенно внимательным взглядом. Кент неловко переступил с ноги на ногу.

— Красивый парень, — как бы подытожил детектив свои наблюдения. — Думаю, девочки могли пойти с ним. И возраст совпадает с описанием преступника.

Эван побледнел.

Генри изумленно округлил глаза.

— Ты считаешь, что он красивый?

— Ну, не такой, как ты, конечно, — заверил его Арчи.

— Мне надо работать. — Кент взялся за кисть и ведро с краской.

— Еще один вопрос, — остановил его Шеридан.

— Ну что?

— Какая надпись была на этом месте?

Рабочий настороженно посмотрел на обоих детективов и наконец ответил:

— Мы все умрем… — Потупился и покачал головой. Потом засмеялся и поднял голову, сверкнув темными глазами. — Похожие на гребаных колобков!

Сьюзен сидела за синим столом Великого писателя и наблюдала в окно, как высыпавшие на обеденный перерыв служащие сновали взад-вперед сквозь двери продуктового магазина «Хоул-фудс», расположенного через улицу наискосок от ее дома. Первый очерк закончен и отправлен в редакцию по электронной почте. Началось самое противное. Ее убивала эта обреченность ждать одобрения Йена, и в то же время оно ей было необходимо, как воздух. Сьюзен стукнула по клавише компьютера, чтобы обновить на экране содержимое электронного почтового ящика. Пусто. Вдруг стало совершенно очевидно, что очерк Йену не понравится. У него вызовет отвращение ее жалкая попытка попробовать себя в литературной журналистике. Она не сумела воспользоваться выпавшим ей уникальным шансом написать что-то по-настоящему серьезное. Ее теперь вообще, наверное, уволят из газеты. Сьюзен не могла даже заставить себя еще раз перечитать очерк; в глаза то и дело будут бросаться избитые штампы, пассивные залоги, стилистические погрешности. Она еще раз стукнула по клавише. Пусто.