Андрей Лебедев - Конец света

Рекламная фишка ведущего с медицинским образованием Люды явно удалась.

Покупатели возбудились, партер пришел в движение, и в конце концов вожделенно желавшие медицинских услуг сладострастцы даже передрались из-за Людмилы, и ведущему пришлось успокаивать сидевших в зале:

— Всем хватит, братья, у нас много медичек. Докторицы-медсестрицы, фельдшерицы, на любой вкус, блондинка, брюнетка-конфетка — всем достанется! У Азиза лучший товар!

— Заберут нашу Милку в дом какого-нибудь престарелого персиянина, лечебные процедуры ему делать, — вздохнула Лида.

— Не завидуй, подружка, — шепотом сказала Катюша. — Милка как начнет этого шейха лечить, словно барбоса, ее вмиг разоблачат и на псарню переведут к афганским борзым.

— Все одно — по специальности работать будет, а не в постели отрабатывать, — снова вздохнула Лида.

— Номер сорок пять, Катя из Москвы, медсестра, жена майора ФСБ, беременная на восьмом месяце, — объявил конферансье.

Катюшино сердце бешено забилось. Кровь бросилась в лицо.

Откуда? Откуда им известно? Она же ни словом! Ни словом ни с кем не обмолвилась о том, что медсестра, и тем более про то, кем и где служит ее Саша!

— Чего встала, как ослица возле рекламы «Сникерса»? — насмешливо спросил в микрофон конферансье. — Люди ждут, покажись!

Катя вышла под свет рампы.

Да еще и осветители потрудились — навели на нее лучи прожекторов из своих ласточкиных гнезд. Ослепили.

Катюша стояла на своих тоненьких шпильках, давно отвыкшая от каблуков, стояла и инстинктивно держалась за свой восьмимесячный живот.

— Тоже медицина! — воскликнул кто-то невидимый из-за ослепляющего Катюшу света.

— И красивый баба! — добавил кто-то.

— А майор ФСБ на Москва дома остался? — спросил кто-то третий.

— Беру все пять бабов за пять миллион, — крикнул четвертый.

В партере снова началась какая-то возня, послышались даже угрожающие клацания затворных рам, но конферансье внезапно прервал прения и слегка смущенно объявил:

— Азиз просит извинить уважаемых покупателей, но номер сорок пять, беременный Катя из Москвы, снимается с торгов по причине того, что уже продан.

— Как продан? — возмутился кто-то из первого ряда. Судя по голосу, жирный и небритый, как себе представила Катя.

— А я шесть миллион за беременный жена ФСБ плачу! — крикнул второй. Катя его тоже не видела, но по голосу представила кричащего худым арабом с черными злыми глазами.

— Что это за аукцион-моцион такой! — возмутился третий. — То ставят, то снимают, я уходить на другой аукцион-моцион.

— Давай обратно Катька из Москва на продажа ставь! — крикнул четвертый. Тоже, судя по голосу, толстый и лоснящийся от похоти и самодовольства.

Шум поднялся нешуточный.

— Что значит «продана уже»? — кричали из первых рядов. — Мы тебе что? Не уважаемые покупатели, что ты так с нами разговариваешь?

Ведущему-конферансье, чтобы снять напряженность, пришлось-таки раскрыть карты:

— Номер сорок пять беременный Катька из Москвы поступает в дом нашего многоуважаемого и дорогого господина Ходжахмета Ходжаева, на нее специальный заказ, — сказал он.

Сказанное ведущим привело покупателей в благоговейное замешательство.

— Так бы сразу и сказал, — крикнул толстый и лоснящийся голос.

— Слава и хвала нашему Ходжахмету Ходжаеву! — крикнул другой, что до этого был похотливым, а теперь вмиг превратился в подобострастного.

— Слава Ходжахмету! — вторили другие голоса.

Два нукера в хиджабах и с автоматами вышли на сцену и, бережно поддерживая Катюшу, чтобы она больше не падала на подворачивающихся под нею высоких каблуках, повели ее за кулисы.

— Прощай, Катька! — шепнула Лида.

— Удачи тебе, родить без проблем! — крикнула Мила.

Но с Лидой и с Милой расстаться ей было покуда не суждено.

Выяснилось, что, не совсем поняв команды шефа, нукеры решили на всякий случай перестараться и привезти в дом хозяина всю пятерку девушек.

— Лучше перебдеть, чем недобдеть! — назидательно подняв к небу палец, сказал новый старший охранник Кати по имени Абдулла.

Теперь девушек везли с комфортом.

Сперва в настоящем лимузине с кондиционером и безалкогольным баром, из которого пленницы беспрестанно брали соки и пепси-колу.

А потом их посадили в маленький реактивный самолет, в каких летали раньше президенты, наследные принцы и председатели правлений нефтяных компаний.

— А как нас наш новый господин узнал? — спросила наивная Мила. — Как он нас купил?

— Наши андижанские торги теперь по всей бывшей системе Евровидения и Евроньюс показывают, — добродушно ответил Абдулла. — Покупку можно сделать и по телефону, и по Интернету.

— А-а-а-а! — хором понимающе протянули девчонки.

Внизу, под крыльями самолета, пролетали облака, косяки перелетных птиц, а ниже — плодородные равнины Апшерона.

Внизу, под крыльями учебно-боевой спарки Су-37, проносилась черно-белая заснеженная февральская Сибирь.

Саша Мельников сидел в переднем кресле, а самолетом управлял сидевший позади него командующий пятой воздушной армией генерал Затонов.

— Ноль первый, я «Тюмень», ноль первый, ответь «Тюмени», — послышалось в наушниках.

— Я ноль первый, я ноль первый, слышу тебя, «Тюмень», — в наушниках уверенно звучал командирский бас генерала Затонова.

— Переходите на связь с вышкой «Урал сорок семь», седьмой канал, переходите на связь с вышкой «Урал сорок семь», седьмой канал.

— Добро, «Тюмень», перехожу на связь с «Урал сорок семь», седьмой канал.

Генерал переключил канал связи и своим уверенно-рокочущим басом почти пропел:

— «Урал сорок семь», я ноль-один, как слышишь меня?

— Ноль первый, я «Урал сорок семь», слышу вас хорошо, — ответил КДП.

— «Урал сорок семь», я ноль первый, подтвердите «1001», подтвердите «1001», — рокотал Затонов.

Саше доводилось много общаться с летчиками, и он уже знал, что подтверждение кодом «1001» означало, что вышка видит их на своем локаторе.

— Ноль первый, я «Урал сорок семь», «1001» подтверждаю. Курс в расчетную 160 градусов, по давлению аэродрома 763, занимайте 2700.

— «Урал сорок семь», я ноль первый, вас понял, в расчетную с курсом 160, занимаю 2700 по давлению 763.

Саша понял, что командир сейчас будет заходить на посадку и предложенный ему эшелон 2700 метров выверит, подстроив бортовой высотомер по атмосферному давлению принимающего их аэродрома.

Саша тоже мог видеть проекции на ИЛС — на индикаторе лобового стекла.

Вертикальная линия показывала точность захода на полосу по курсу, а горизонтальная линия показывала точность снижения по глиссаде. Пересечение же двух линий в пределах центрального кружка ИЛС свидетельствовало о нахождении самолета в равносигнальных зонах курсового и глиссадного радиомаяков с точностью до трех метров…