Андрей Лебедев - Конец света

«Я, наверное, смог бы и сам», — подумал Саша, глядя на движения ручки управления, качающейся то немного влево и вправо, то немного взад и вперед. Это генерал Затонов то клал машину в небольшой крен, то задирал, то опускал ей нос.

А вот ручка управления двигателем ушла немного назад, это Затонов уменьшил обороты.

А вот мягко утопилась левая педаль, и земля под самолетом повернулась вправо.

За час полета Саша уже кое в чем успел разобраться.

Наклоном ручки машина кладется на крыло, и чтобы повернуть, необходимо взять ручку чуть на себя и отдать педаль.

Скользить по воздуху, поворачивать — надо опираясь на этот самый воздух. Поэтому в авиации, в отличие от автогонок, есть понятие крена и виража. Поворот машины обязательно сопровождается синхронным ее наклоном.

Ручку вбок и на себя, а педаль от себя. Ручку вбок и на себя, а педаль от себя…

— Ноль первый, я «Урал сорок семь», ноль первый, я «Урал сорок семь». На полосе ветер встречный, пятнадцать, на полосе ветер встречный, пятнадцать.

— «Урал сорок семь», я ноль первый, понял тебя, ветер встречный, пятнадцать, вижу огни полосы, вижу огни полосы.

Теперь посадочную полосу бетона видел и Саша.

Вон она…

А без приборов да без наведения с КДП, с командно-диспетчерского пункта, даже сам Затонов ее не увидал бы на такой скорости.

Кругом белые снега, да и полоса тоже — белая-белая…

Белое на белом.

Машину тряхнуло.

И сразу перегрузка бросила Сашу вперед, заставив его повиснуть на пристяжных ремнях.

Это вышел тормозной парашют, и Затонов нажал на тормоза…

«Сушка» встала посреди поля.

До едва различимой в белесой пелене вышки не доехали метров триста.

Затонов отщелкнул замки фонаря кабины, и послушное гидравлике остекление единым для спарки блоком поднялось под сорок пять градусов.

Саша поднял забрало шлема, снял кислородную маску, вдохнул морозной сибирской свежести.

К ним по полосе уже мчался дежурный уазик.

— Ну, счастливо тебе, Саша, — сказал Затонов.

— Спасибо, командир, — ответил Саша, — авось еще встретимся.

— Старцеву привет мой передавай.

— Передам…

Едва сняв в дежурке противоперегрузочный комбинезон, едва переодевшись в заботливо приготовленный местными ребятами камуфляж с майорскими погонами, причем именно по Сашиному росту и размеру, что он с благодарностью отметил про себя, едва выпив чашку горячего какао, что подала ему красивая девушка в форме сержанта российских ВВС, Мельников попал в объятия Цугаринова.

— Где ты пропадал, черт! — приговаривал Цугаринов, уминая Сашины спину и плечи.

— Я Катьку свою искал, товарищ полковник, — ответил Саша, тоже похлопывая Цугаринова по плечам и по спине.

— Дурак ты, Сашка, дурак, — немного отстраняясь, сказал Цугаринов с улыбкой, — мы же команда, поэтому все, даже поиски родной жены, должно вестись только в команде, а ты? Эх, дурак!

Цугаринов с укоризной поглядел на Мельникова.

— А ты занялся индивидуальным сыском! В таком-то катаклизме! Старцев без тебя тут совсем как без рук! И чего стоило мне тебя найти! Не стыдно?

— Стыдно, товарищ полковник, стыдно, — покорно кивнул Мельников.

— Ты старику не ври, а бей на эмоции, — посоветовал Цугаринов, когда уже сели в машину и та по пустынной бетонке помчала их в сторону секретного портала. — Старик тебя любит и простит, а ведь невыход спецагента на связь в момент дня «Д» и часа «Ч» — это больше, чем преступление, понимаешь?

— Понимаю, — кивнул Саша, — могут и расстрелять.

— А на кой хрен ты нам нужен расстрелянный? — хмыкнул Цугаринов. — Ты нам нужен живой и злой на Ходжахмета.

— Так это Ходжахмет за всем этим стоит? — спросил Саша. — Тот самый Володя Ходяков, что с нашим стариком в Афгане начинал?

— Именно, дорогой мой, — кивнул Цугаринов, — в том-то и пикантность ситуации, что старик, командующий Резервной ставкой Президента, знает своего противника лично.

— Да! Это вам не Усама бен Ладен! — хмыкнул Саша. — Ходжахмета мы еще по Чечне и помним, и знаем, и личные счеты с ним имеем.

— И более того, — сделав очень серьезное лицо, каким-то не своим голосом сказал Цугаринов, — и более того, Саша, теперь личные счеты с Ходжаевым есть и у тебя.

Саша удивленно вскинул брови.

— Старик велел мне передать тебе, что Катюша твоя у Ходжаева.

— Что? — вскрикнул Саша, и лицо его мгновенно исказилось. — Что ты сказал?

— По нашим совершенно точным данным, Катюша твоя жива-здорова и является личной пленницей и собственностью господина главного террориста, он ее только что вместе с сотней других красивых невольниц приобрел для своего дома в Эр-Рийяде, приобрел на Интернет-аукционе, на знаменитом андижанском торжище рабынь.

У Саши ком подкатил к горлу.

— Мне поручено тебе это передать, Саша, — сказал Цугаринов, — мы сочувствуем тебе, Катюша в положении, мы в курсе. Мы понимаем, каково тебе…

В портал въезжали молча.

Бетонка притиралась здесь к скале, и алюминиевые будки с охранниками, выкрашенные в коричнево-белые полоски, почти сливались с каменной стеной, также почирканной снежно-белыми вертикальными полосками.

Вышедший к ним начальник КТП заглянул внутрь уазика, увидев Цугаринова, молча кивнул и сделал шаг назад.

Шофер включил первую, и машина поехала мордой прямо в скалу…

Но вот часть каменной стены внезапно сдвинулась в сторону, открыв черное пространство входа в самый секретный мир… Туда, где теперь сосредоточилась надежда России.

Уазик въехал в тоннель и, гулко шурша шинами по бетону, помчался по выложенной тюбингами трубе — такой знакомой для пассажиров московского и питерского метро трубе перегонного тоннеля, как будто следующей станцией сейчас объявят «Автово» или «Краснопресненскую».

Лифт опустил их на шестой горизонт.

— Старика не обижай и вообще держи хвост пистолетом, — хлопнув Сашу по спине, напутствовал его Цугаринов.

Прошли по коридору.

Охрана, узнавая Цугаринова в лицо, всюду пропускала их.

Дверь без таблички и без номера — стальная дверь, каких в этом коридоре не менее полусотни…

Цугаринов открыл ее перед Сашей и молча пропустил первым внутрь.

— Здравствуй, Мельников, — Старцев поднялся со стула и, протянув Саше руку, сделал шаг ему навстречу.

— Здравия желаю, товарищ генерал, — ответил Саша.

Сашино лицо, несмотря на напутствия Цугаринова, было напряжено…

Расстрельное дело — в час «Ч» не выйти на связь и заняться личными делами.

— Ну что, пропащий! — добродушно крякнул Старцев, обнимая Мельникова. — Родину позади жены поставил?

— Простите, товарищ генерал, — смущенно отводя глаза, сказал Мельников.

— Бог простит, — назидательно заключил Старцев. — Ты, дурачина, в том неправ, что Родину и жену разделил в своей голове, а эти два понятия должны быть для бойца нераздельными, понял?