Коллин Хувер - Безнадежность

Когда папа наконец больше не заставляет меня его благодарить, он опускает мою ночнушку и шепчет:

— Спокойной ночи, Принцесса.

Я поворачиваюсь набок, натягиваю на голову одеяло, зажмуриваюсь и стараюсь не заплакать. И всё равно плачу, как каждый раз, когда папа приносит мне ночью подарок.

Ненавижу получать подарки!

Я вскакиваю и смотрю на кровать. Сдерживаю дыхание, боясь звуков, неукротимо рвущихся из моего горла.

Я не заплáчу.

Я не заплáчу.

Медленно опустившись на колени, кладу ладони на тёмно-синее стёганое покрывало и глажу рассыпанные по нему звёзды. Глаза наливаются влагой, и звёзды расплываются, как в тумане.

Зажмуриваюсь и зарываюсь лицом в одеяло, сминая его пальцами. Яростные рыдания, которые я всё это время пыталась сдержать, сотрясают моё тело. Резко поднимаюсь, с воплем срываю одеяло и бросаю его через всю комнату.

Сжимаю кулаки и лихорадочно оглядываюсь вокруг в поисках ещё чего-нибудь, что можно швырнуть. Хватаю с кровати подушки и кидаю их в зеркало, прямо в отражение девушки, которую я уже не знаю. Девушка в зеркале смотрит на меня в ответ, сотрясаясь в рыданиях. Что за жалкое создание! Как же меня бесят её слёзы! Мы стремительно движемся навстречу друг другу, пока наши кулаки не сталкиваются. Бьётся стекло, и девушка рассыпается на ковре миллионом сверкающих осколков.

Берусь за края комода, оттаскиваю от стены и переворачиваю, снова не в силах сдержать долго подавляемый вопль. Когда комод падает на спинку, один за другим вырываю из него ящики и вываливаю из них содержимое, разбрасывая по всей комнате и пиная всё, что попадается под ноги. Хватаюсь за прозрачные синие шторы и дёргаю их, с треском ломается карниз, шторы падают. Дотягиваюсь до высокого штабеля стоящих в углу коробок, даже не зная, что там внутри, беру верхнюю и кидаю её о стену со всей силой, на какую способны пять футов и три дюйма моего роста.

— Ненавижу тебя! — кричу я. — Ненавижу! Ненавижу!

Я швыряю всё, что вижу перед собой, во всё, что вижу перед собой. Каждый раз, когда мой рот открывается для крика, я чувствую солёный вкус слёз, струящихся по щекам.

Руки Холдера внезапно обхватывают меня сзади и держат так крепко, что я теряю способность двигаться. Я воплю и дёргаюсь, пытаясь вырваться, но это уже не осмысленные действия, просто конвульсии.

— Прекрати, — спокойно велит он мне на ухо, не разжимая объятий. Я его слышу, но притворяюсь, что нет. А может, мне просто наплевать. Я продолжаю бороться, но его хватка только усиливается.

— Не трогай меня! — верещу я во всю силу своих лёгких, царапая ногтями его руки. И снова это не производит на него никакого действия.

Не трогай меня. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

Тихий голосок эхом отзывается в моей голове, и я безвольно повисаю в руках Холдера. Я слабею, по мере того как усиливается поток моих слёз, и рыдания захватывают меня целиком. Кто я теперь? Всего лишь сосуд для слёз, которые никогда не иссякнут.

Я слаба, я позволяю ему победить.

Холдер отпускает меня, кладёт руки мне на плечи и поворачивает лицом к себе. Не могу даже взглянуть на него. Я в изнеможении вжимаюсь в него, чувствуя щекой биение его сердца, стискивая в кулаках его рубашку и всхлипываю, признавая поражение. Холдер кладёт руку мне на затылок и склоняется к моему уху.

— Скай, — произносит он бесстрастно и ровно. — Нужно уходить отсюда. Немедленно.

Не могу пошевелиться. Меня колотит так сильно, что, боюсь, ноги не смогут идти, как бы я им ни приказывала. Словно поняв это, Холдер берёт меня на руки и выносит из комнаты, из дома. Добравшись до машины, сажает на пассажирское сиденье. Осматривает мою ладонь и хватает с заднего сиденья свою куртку.

— Вот, вытри кровь. Я вернусь в дом, попробую навести хоть какой-то порядок.

Он захлопывает дверь и мчится обратно. Я опускаю взгляд на свою ладонь и с удивлением рассматриваю порезы. Откуда они взялись? Я их даже не чувствую. Оборачиваю ладонь рукавом куртки, забираюсь с ногами на сиденье и рыдаю, обхватив руками колени.

Холдер возвращается, но у меня нет сил взглянуть на него. Он заводит машину и стартует, потом кладёт ладонь мне на затылок и гладит мои волосы. Так, в молчании, мы добираемся до отеля.

Холдер помогает мне выбраться из машины, доводит до номера, ни разу не спросив, как я себя чувствую — знает, что ужасно, нет смысла задавать вопросы. Закрыв дверь, он подводит меня к кровати, усаживает, затем, взяв за плечи, кладёт на спину и снимает с меня обувь. Уходит в ванную, возвращается с влажным полотенцем, стирает кровь с моей руки. Проверяет, не осталось ли в ранках осколков стекла, потом подносит к губам и бережно целует мои пальцы.

— Всего лишь несколько царапин, — говорит он. — Глубоких порезов нет.

Укладывает меня поудобнее, подсовывает под голову подушку, разувается и ложится рядом со мной. Накрывает нас одеялом и притягивает меня поближе, пряча моё лицо у себя на груди. Он снова держит меня в руках и не спрашивает, почему я плачу — как раньше, когда мы были детьми.

Я пытаюсь выбросить из головы страшные видения, но они не уходят. Как может отец совершать такое над своей маленькой дочкой — за пределами моего понимания. Я твержу себе, что всё придумала, что у меня разыгралось воображение, но каждая моя частичка знает — это было на самом деле. Та моя частичка, которая помнит, как я была счастлива, когда садилась в машину Карен. Та моя часть, которая помнит, как я обжималась с мальчиками, лёжа в своей кровати, ничегошеньки не чувствуя и считая звёзды. Та моя часть, которая впала в неудержимую панику, когда мы с Холдером попытались заняться сексом. Каждая часть меня хранит эти воспоминания, и я сделала бы всё на свете, лишь бы забыть те ночи, те ощущения, звуки, издаваемые моим отцом. Но с каждой секундой образы становятся всё ярче, острее, и я не могу остановить слёзы.

Холдер целует меня в висок, шепчет, что всё хорошо, что мне надо успокоиться. Но он же ничего не знает. Он понятия не имеет, как много я всего вспомнила, что происходит сейчас с моим сердцем, душой, разумом, моей верой в человечество, наконец.

Неудивительно, что я всё заблокировала — я не вынесла бы памяти о том, что делали со мной руки единственного взрослого человека в моей жизни. Я забыла всё, случившееся со мной до встречи с Карен. И теперь понимаю, почему. Я жила в аду до того мгновения, когда она выдернула меня из прежнего мира. Наверняка я, насмерть перепуганная девочка, восприняла приезд Карен как избавление.

Поднимаю взгляд на Холдера — он смотрит на меня. И страдает наравне со мной — я вижу это по его глазам. Он вытирает мои слёзы и мягко целует в губы.