Уоррен Мерфи - Небо падает

И на этих голых стенах Чиун прочел древние персидские надписи с указаниями для рабочих, в которых говорилось, что все предназначается дому могучего Ви. Исчезли, исчезли несравненные сокровища Синанджу. Только пыль, да пятна на полу – от сундуков, в которых веками хранились сокровища, ничего больше не было в пустом доме.

Старик заплакал.

– Что ты плачешь? – мягко спросил Чиун.

– Столько всего забрали. Когда я был ребенком, твой отец показывал мне этот дом. Все исчезло. Золото. Слоновая кость. Драгоценные камни, статуи, вырезанные из янтаря и нефрита. Один лишь нефрит был сокровищем, достойным императора.

– Не это украли, старец, – ответил Чиун. – Много еще нефрита в мире. И мы можем получить его. А золота можем получить еще больше. И всегда найдутся мастера, которые вырежут статуи. Есть и ценное дерево, и янтарь, и алмазы – больше, чем может вместить этот дом. Все это можно заменить или вернуть, чем я теперь и собираюсь заняться. Но украдено было не это, – повторил Чиун и ненадолго замолк – гнев поднялся в том совершенном сосуде, которым было его сердце.

– А украли они наши достоинство и силу. Осмелившись ограбить этот дом, они подняли руку на Дом Синанджу, замахнулись на его силу и репутацию. Это они украли, и за это они заплатят. Много заплатят. И весь мир это увидит.

И тогда Чиун доверился старику и сообщил ему, что тот, кого он готовит себе в преемники, не приехал вместе с ним, чтобы отомстить за бесчестье.

– Я видел его, когда он приезжал сюда. Он показался мне благородным... для белого.

– Нетренированному глазу он кажется белым, – сказал Чиун. – Но только сейчас он повел себя как белый. Никогда больше не повторяй таких слов.

– Не буду, – ответил старик, для которого слово Чиуна было законом.

– Тот, кто должен был стать моим преемником, даже не выказал уважения к сокровищам Синанджу. Он отправился помогать белым спасать мир.

– О, нет! – воскликнул старик.

Он даже представить себе не мог такую неблагодарность. Сердце его содрогнулось от горя. И тогда Чиун решил доверить простому крестьянину еще одну тайну.

– Он считает, что небо рушится, – шепнул Чиун. Такую печальную вещь дальше обсуждать было невозможно, даже с таким достойным человеком, который всегда хранил верность тем, кто давал ему пищу.

– Он что, безумен?

– Я думал, что за столько лет он преодолел свои дурные привычки. Можно учить и учить. Но что-то от белого в нем осталось.

– Все еще белый? – поразился старик.

– Чуть-чуть. Немного. Со временем пройдет. Он воспитывался среди них. Но сейчас я должен действовать в одиночку.

В столице Северной Кореи Пхеньяне следили за каждым шагом Мастера Синанджу. Как он сошел с самолета, как прибыл в деревню, что там делал.

Все эти сведения передавались в кабинет, о существовании которого знали немногие, а те, кто знал, подходили к нему со страхом.

Там не было ни ковров, ни больших окон. А если бы окно и было, оно выходило бы прямиком в основание скалы. Здание уходило под землю на восемь этажей и было построено во времена империалистического вторжения на родину-мать, известное Западу как Корейская война. Это здание стоило жизни двум тысячам рабочих. Основание у него было из самой лучшей стали, ввезенной в Корею еще во времена, когда полуостровом правила Япония. Вокруг стали был свинец, и все было залито бетоном.

Оно было построено Великим вождем, самим Пожизненным Президентом Ким Ир Сеном. Если и было здание, которое могло пережить атомную атаку американцев, то это было именно это здание. И в этой самой комнате возродилась бы новая Корея с душой, звонкой, как меч, и с сердцем акулы.

Сообщение о деревушке на берегу Северо-Западного залива пришло в самую нижнюю комнату этого здания. Информация поступила к Саяк Кану, имя которого никогда не произносилось, потому что упоминание этого имени означало смерть.

Машинисткам, работавшим в здании, было запрещено входить в этот коридор, потому что появление в коридоре без пропуска грозило смертью без предупреждения.

Те немногие, кто знал Саяк Кана, никогда не видели, как он улыбается. И никогда не слышали от него одобрительного или необязательного слова.

Когда они – по пропуску – входили в эту комнату, обычно у них были влажные от пота ладони, а все, что они собирались сказать, было заранее несколько раз отрепетировано.

Саяк Кан был начальником отдела революционной борьбы Народно-демократической республики Северной Кореи.

Одним словом, Саяк Кан был начальником разведки.

В тот день контроль за всеми событиями в мире, в том числе и за не оставляющей попыток интервенции Южной Кореей Саяк Кан передал своим подчиненным. А сам он интересовался только одним – что происходило и происходит в деревне Синанджу.

Саяк Кан также распорядился, чтобы прибывающих не задерживали и не требовали у них пропуска. Важнее всего была любая подробность о событиях в Синанджу.

У Саяк Кана было лицо, похожее на дыню, с прорезями для глаз и с резким разрезом рта. Губы его всегда казались сухими, а на руке, над костяшками пальцев виднелся шрам. Говорили, что шрам этот у него от кнута – слишком часто приходилось им пользоваться, когда младшим офицером он вел допросы.

Мастер Синанджу уже вошел в деревню. Мастер Синанджу обнаружил, что сокровища исчезли. Мастер говорил с каким-то стариком. Желает ли Саяк Кан знать, что говорил Мастер?

– Если кто-нибудь установит прослушивающее устройство, чтобы знать, что говорит и слышит Мастер Синанджу, я лично замурую того в скале, – сказал Саяк Кан, который не верил, что Мастера Синанджу можно подслушать так, чтобы тот об этом не узнал.

И он не собирался огорчать Великого вождя Ким Ир Сена подозрениями Мастера Синанджу в том, что народно-демократическая республика за ним шпионит. Саяк Кан настоял на том, чтобы вождь отбыл из страны до приезда Мастера Синанджу, и Ким Ир Сен направился в Йемен со своим сыном. К сожалению на современных самолетах расстояния преодолеваются столь быстро, что знакомство с экономическим расцветом марксистской страны на Арабском море заняло у великого вождя только полдня. А надоел ему Йемен за пять минут.

– Достаточно увидеть одну отрезанную руку, и все становится понятно, – сказал Пожизненный президент Северной Кореи.

– Мне очень жаль, но вам не следует возвращаться домой, пока все не будет безопасно.

– В хорошо вырытой канализационной яме больше экономического прогресса, чем во всем Йемене.

– А как насчет Эфиопии? Это тоже дружественная страна, – сказал Кан.

– А есть ли вообще интересные социалистические страны?

– Да, но только до того, как они встают на путь освобождения, товарищ президент.