Джон Катценбах - Фатальная ошибка

— Поторопитесь, дорогая, — продолжала подгонять ее миссис Абрамович. — Выясните, что он делает с моими кошками.

Хоуп открыла дверь и шагнула за порог.

Она колебалась, закрыть дверь за собой или оставить ее открытой, — что, если О’Коннел вернется, пока она будет у него? Но в этом случае она так или иначе окажется в западне — не было ни запасного выхода, ни пожарной лестницы, ни какого-либо другого пути к отступлению. В результате она оставила дверь чуть-чуть приоткрытой — так она, по крайней мере, услышит предупреждение миссис Абрамович, если та сможет подать сигнал.

Хоуп осмотрелась. В квартире было грязно и неуютно. О’Коннел явно не обращал внимания на бытовые условия. Не было ярких цветных постеров на стенах, цветочных горшков на окне или многоцветных паласов на полу. Телевизор и стереосистема также отсутствовали. Лишь в дальнем углу виднелось несколько потрепанных руководств по работе с компьютерами. Обстановка была ветхой и аскетичной — ни дать ни взять монашеская келья. «Если все жизненные интересы О’Коннела сосредоточены в его воображении, — подумала Хоуп, — то это плохой знак». Этот человек жил не в том мире, где ел, спал и двигался.

Вдруг она поняла, что ей надо делать, — запомнить как следует все увиденное здесь.

В кармане куртки она нашла клочок бумаги и, взяв дешевую шариковую ручку с самодельного письменного стола, набросала план квартиры. После этого она занялась осмотром стола. Он представлял собой грубую деревянную столешницу, укрепленную между двумя черными металлическими шкафчиками-картотеками. На столе был ноутбук, перед ним деревянный стул с жесткой спинкой. Все отличалось спартанской простотой; Хоуп представила себе, как О’Коннел сидит здесь, освещенный металлическим светом экрана, поглощенный возникающими перед ним образами. Ноутбук, судя по его виду, был приобретен недавно, он был открыт и включен в сеть.

Хоуп прислушалась, не раздается ли каких-нибудь тревожных звуков в коридоре, и села за компьютер. Прежде всего она записала в блокнот марку и модель. Затем осторожно, как электромонтер, прикасающийся к оголенному проводу, тронула тач-пад в центре. Машина зажужжала, экран вспыхнул.

У нее перехватило дыхание: заставкой служил портрет Эшли. Изображение было немного не в фокусе — девушка была снята сзади и, по-видимому, второпях. Эшли, обернувшись, смотрела назад, очевидно встревоженная каким-то звуком, лицо ее выражало испуг.

Глядя на экран, Хоуп почувствовала, что дышит часто и неглубоко. Портрет, выбранный для заставки, говорил о многом, и ничего хорошего среди этого многого не было. О’Коннелу явно нравилось, что Эшли застигли врасплох и она напугана.

«Да, это страсть, — подумала Хоуп. — Самого опасного толка».

Закусив губу, она щелкнула курсором по строчке «Мои документы». Они содержали четыре папки: «Любовь к Эшли», «Ненависть к Эшли», «Семья Эшли», «Будущее Эшли».

Она щелкнула по первой из них, появилась надпись: «Введите пароль». То же самое произошло с папкой «Ненависть к Эшли».

Наверное, методом проб и ошибок можно было бы в конце концов определить пароль, но Хоуп боялась, что и так уже провела в квартире слишком много времени. Она закрыла все окна, вернув компьютер в то же состояние, в каком он был, затем быстро просмотрела содержимое ящиков стола, но нашла в них только пару карандашей и бумагу для принтера.

Хоуп поднялась из-за стола. Голова у нее слегка кружилась. «Поторопись, — сказала она себе. — Ты играешь с огнем».

Она решила осмотреть спальню. В комнате стоял запах пота и запустения. У стены находилась кровать с одним матрасом, на нем в беспорядке валялись простыни и одеяло. Хоуп опустилась на колени и заглянула под кровать. Пусто. Она раскрыла небольшой стенной шкаф. Там висело несколько курток, пиджаков и рубашек, а также черный блейзер, два галстука и серые брюки. Ничего примечательного. Она хотела уже закрыть шкаф, но тут заметила в дальнем углу одиночный старый ботинок, который был частично прикрыт пропотевшим спортивным костюмом. Из ботинка торчал грязный серый носок.

Один ботинок — это странно.

Хоуп огляделась, но пары ему нигде не было видно. Нахмурив брови, она вопросительно уставилась на ботинок, словно ожидая от него объяснения. Затем она вытащила ботинок из угла. Он был тяжелым — внутри явно что-то было спрятано. Хоуп осторожно отогнула носок, как хирург надрезанную кожу, и испуганно вскрикнула.

В ботинке был пистолет.

Хоуп уже протянула руку, чтобы вытащить его, но внутренний голос остановил ее: «Не прикасайся!»

Она даже не вполне сознавала, почему его нельзя трогать.

Ей очень хотелось взять пистолет и унести с собой. Ведь из этого пистолета он мог убить Эшли.

Но если она возьмет пистолет, О’Коннел поймет, что один из них был здесь, и это, возможно, подтолкнет его к каким-то насильственным действиям. Может быть, где-нибудь у него припрятано и другое оружие. Вполне возможно. В голове теснились вопросы и сомнения. «Хорошо бы как-нибудь вывести пистолет из строя», — подумала она. В каком-то детективном романе она читала, что можно удалить из пистолета ударник, но, как это сделать, не имела понятия. А уносить с собой патроны было бесполезно — он просто купит новые.

На стволе пистолета была выбита марка и калибр: .25. Пистолет казался таким уродливым, что ей чуть ли не дурно становилось при виде его.

В конце концов Хоуп запихнула ботинок обратно и постаралась придать вещам их прежний вид, хотя не была уверена, что поступает правильно.

Ей хотелось удариться в бегство. Она потеряла счет времени — сколько она здесь пробыла? Пять минут? Двадцать? Ей казалось, что она слышит шаги и голоса, но поняла, что это галлюцинации. Пора было уносить ноги.

Она встала и направилась к выходу. По пути она миновала ванную, в которую не стала заглядывать, но перед дверью кухни остановилась, вспомнив, что миссис Абрамович просила ее разузнать о судьбе кошек.

Хоуп заглянула в маленькое помещение. На кухне даже не было стола — только холодильник, небольшая плита на четыре конфорки и две полки с консервированными супами и прочими продуктами. Упаковок с кошачьей едой среди них не было, как и крысиного яда, который можно было бы подмешать в пищу.

Она подошла к холодильнику и открыла дверцу. Внутри были только консервы для бутербродов и две банки пива. Она закрыла дверцу и почти машинально открыла морозильную камеру, ожидая увидеть там пару замороженных пицц.

Она отпрянула, как от удара, и с трудом подавила рвущийся из горла крик.

На нее в упор смотрели пять или шесть замороженных котов. Один из них, подобно горгулье, скалил зубы в жуткой смертельной ухмылке.

Хоуп в панике отшатнулась. Голова ее закружилась, она почувствовала тошноту, сердце заколотилось, а температура, казалось, достигла высшей точки. Ей было бы легче, если бы она крикнула, но у нее сдавило горло. Ей хотелось зажмурить глаза и кинуться прочь не оглядываясь. Она безуспешно пыталась успокоиться. Наконец она протянула руку и захлопнула камеру. Рука ее при этом тряслась.