Том Нокс - Метка Каина

— Как?.. Я не понимаю! — Эми побледнела от гнева; ее белое лицо как бы взяли в раму желтые пески пустыни, мелькавшие за окном машины. — Элоиза?! Она не сумасшедшая. И она никогда ничего подобного не говорила.

— Ну, она и не могла, разве не так? — саркастически бросил Ангус. — Это великий позор каготов, это не то, о чем можно поболтать с соседями… ну, вроде: «Почему бы вам не заглянуть к нам на ужин, зажарим жирненького соседа…»

— Но что говорит наука? — Дэвид провел «Лендровер» между двумя мертвыми деревьями с жесткими острыми ветвями. — Каннибализм? Какого черта, как он мог… возникнуть?

Ангус нахмурился:

— Это все из-за близкородственных браков, из-за изолированности каготов. И синдактилия потому же, перепонки между пальцами на руках и ногах. Типичное явление для горных народов, когда набор генов слишком ограничен. Синдактилия сродни многим другим хромосомным нарушениям. Иные из них ведут к психозам, жестокости, странным сексуальным потребностям, бог знает к чему еще… понимаете?

Эми бросила быстрый взгляд на Дэвида, потом опять посмотрела на Ангуса.

— Мигель был… обладал большим сексуальным аппетитом.

— Избыточное либидо, конечно. — Ангус даже улыбнулся. — Гиперсексуальность, сатириазис. Это психиатрический термин. И патологическая сонливость.

— Он всегда сразу засыпал после секса.

— Типичный представитель. Ничего не поделаешь. — Ангус некоторое время смотрел в пустоту, потом продолжил: — В общем, я подозреваю, что у Мигеля присутствует некая довольно сложная комбинация синдромов Клейне — Левина и Галлервордена — Шпатца, что, в общем, обычно для каготов в среднем. И симптоматика ухудшается, усиливается со временем. И одним из психосексуальных синдромов может быть антропофагия, каннибализм. Я понял, что у него есть эта тяга, когда увидел, как он принюхивается к дыму… прошлой ночью.

Дэвид глянул на шотландца: в агрессивном юморе ученого слышалась явная и неизбывная печаль, хотя Ангус и улыбался.

Эми сказала:

— Так вот почему на него подействовал молочай…

— Именно. После того как я видел, как он наслаждается запахом горящего Альфи, я знал, что он снова будет вдыхать дым костра, радуясь запаху горящей человеческой плоти. Я знал, что он это сделает, когда они начнут жечь тебя, Дэвид. Просто не сможет удержаться.

— А молочай?..

— Euphorbia virosa. Известный также как бушменская отрава. Если съесть листья этого растения, оно очень быстро тебя убьет. Да и дым может убить со временем, а уж с ног сбивает моментально. И я рассчитывал на то, что Мигель подойдет ближе и вдохнет этот дым, пытаясь уловить соблазнительный для него запах.

Дэвида охватила тошнотворная слабость, у него даже голова закружилась.

— Но, Ангус… а если бы Мигель не подошел к костру и не… ведь дым молочая убил бы меня?

В машине стало тихо. Старая пыльная тропа превратилась в настоящую дорогу. Черную, гудронированную, убийственно прямую: как будто идеальная игла упала на землю, указывая строго на юг. Тени пробегавших вдали страусов тянулись прямиком к пустынному горизонту. Дэвид подумал о своем исхудавшем деде, лежавшем в хосписе посреди пустыни: desolada, desolada, desolada… Стыд и печаль его деда; ужасная судьба его родителей…

Эми спросила:

— Куда мы направляемся?

— В Рехобот. Город ублюдков.

— То есть?..

Дэвид снова посмотрел на Ангуса; шотландец продолжал улыбаться кривой нагловатой улыбкой.

— Я хочу повидаться с матерью Альфонса, всего на минутку. Рассказать ей, что случилось. Альфонс был бастером. Бастардом. Ублюдком. Его мать живет в Рехоботе, и мы должны добраться туда как можно скорее, потому что Мигель не умер и он со своими людьми выберется из пустыни и отправится в Шперргебит, они отыщут Элоизу…

Эми перебила его:

— Но почему он тебе не поверил? Когда ты сказал ему, что Элоиза — на запретных территориях? Почему он продолжил… то, что делал? Он ведь получил ответ.

Ангус фыркнул:

— Ты все еще не понимаешь? Этого человека ведут его постыдные импульсы, его каготский каннибализм. Возможно, он подавлял все это долгие годы, но синдромы развивались, набирая первобытную силу, и зло его желаний в конце концов выбралось на поверхность…

— Он кусал руку той женщины-каготки, которую убил в Гюрсе. Бабушки Элоизы. Полицейские назвали это «пробой»…

— Вот видишь. Первая попытка. Он наконец понемногу уступает этим прирожденным желаниям — и сходит с ума. Синдром крепнет, сжимает его ум. Можешь обогнать ту машину, между прочим. Нам надо торопиться.

Это был первый автомобиль, который они увидели за целый час. Дэвид промчался мимо машины; ее водителем был крупный мужчина, похожий на немца. Он мигнул фарами, когда они его обогнали: два раза вспыхнули серебристые круги в мерцающем от жары воздухе.

Ангус продолжил:

— Так что, как видите, Мигель просто воспользовался ситуацией, чтобы… кого-нибудь зажарить. Да, он получил ответ, но его импульсы, его тяга оказались сильнее. Чего он хотел на самом деле, так это попробовать человеческую плоть. Получить кусок побольше. Это был шанс удовлетворить свои самые дурные потребности. Он просто не в силах был удержаться.

— А теперь что?

— Он будет гоняться за Элоизой. В конце концов, это работа, которую он должен сделать. Уничтожить результаты экспериментов и прервать наши исследования, а потом убить Элоизу, последнюю из каготов.

В голове Дэвида вспыхнула пугающая мысль.

— Ангус… а Элоиза что, тоже сумасшедшая?

— Нет. Совсем не каждый кагот страдает от этих синдромов. С ней все в порядке. Да и множество каготов абсолютно здоровы… то есть были здоровы. В особенности в самом начале их изоляции.

— А потом?

— А потом, с течением столетий, генетический фонд иссяк и стали распространяться разного рода генетические нарушения, и здоровые каготы стали редкостью, а несчастные безумцы подвергались еще худшим преследованиям, как люди из проклятого племени, и в результате их возможность освежить генофонд стала еще меньше. Они просто вынуждены были заключать близкородственные браки, потому что не могли найти партнеров на стороне; не исключено, что они дошли и до прямого инцеста. А от этого появлялось еще больше каннибалов, и кретинов, и насильников с перепончатыми пальцами… Нам бы лучше заправить машину.

Заправочная станция возникла как-то вдруг, как некий аванпост сложного и разветвленного бизнеса в унылой безлюдной пустыне. У заправки стоял мини-фургон с полудюжиной монахинь, черных монахинь с улыбчивыми черными лицами, смеющихся. В тени сидели два байкера; они обливали водой из бутылок сожженные солнцем лбы.

Набрав воды и заправив машину, беглецы купили орехов, вяленых яблок и несколько полосок вяленого мяса. Потом снова сели в машину. Бесконечная черная лента дороги продолжила разматываться в пустоте.